Олег Попцов - Тревожные сны царской свиты

Но вернемся к идее выборов.

Президент извлек максимальный выигрыш из слухов, распространяемых прежде всего самим депутатским корпусом о роспуске Думы. Эти слухи, как ни странно, постоянно укрепляли престиж президента, так как в публичных выступлениях он постоянно подчеркивал свою приверженность конституционным нормам, а следовательно, и желание провести выборы в сроки, обозначенные в Конституции. Общество исподволь подталкивалось к умозаключению: в разгоне Думы заинтересованы силы внутри Думы. Президент сохранял сальдо корректности и не говорил об этом вслух. Однако выплеснувшиеся предвыборные ажитации различных политических сил очень скоро стали представлять диссонанс с полумолчанием президента и отсутствием предвыборной темпераментности в среде исполнительной власти. Это необъяснимое поведение исполнительных структур не укладывалось в логику предвыборных страстей и побуждало депутатский корпус распространять слухи о том, что Кремль что-то задумывает. Поздняя весна и лето 1995 года все расставили на свои места. Состоялось совещание у президента. Сначала у президента побывал Черномырдин, затем Иван Рыбкин. Возможен и другой вариант: на встрече присутствовали оба. Сразу же после встречи с президентом и Рыбкин, и Черномырдин заявили о необходимости создания двух предвыборных блоков. Не одного, не четырех, а именно двух. Обкомовское прошлое Ельцина подавило Ельцина-президента, он среагировал на нестандартность ситуации авторитарно — дал указание создать предвыборные блоки. Первый поручил возглавить премьеру, а второй — спикеру Думы. Предписал обоим придерживаться центристских позиций. Характер мышления — вне демократических шатаний, стиль — номенклатурно-советский («верхи» знают, что нужно «низам»). Непримиримая оппозиция не осталась в долгу. Она тут же заявила о коварстве режима, о назревающем тоталитаризме, об агонии власти, которая, используя свое служебное положение доступа к государственной казне, от которой кормятся и коммерческие банки, и всевозможные блоки, фонды, в которых тусуется власть вперемешку с преступным миром. Демарш оппозиции был не столь безобиден. Пристегивая «новых русских» к блоку «Наш дом Россия», оппозиционеры полагали, что весь черный гнев, который вызревает в обывательской среде по отношению к роскошным лимузинам, особнякам, заполонившим живописные территории пригородов и зоны отдыха, к ночным ресторанам и казино — короче, всему тому, что в течение семидесяти лет считалось исчадием ада, непременно обрушится на президентское окружение. Относительно «новых русских» «непримиримые» лукавят. Эту самую черную тень рынка все политические силы, вслух ее проклиная, на самом деле перетягивают на свою сторону, делят, раскраивают. На момент выборов оппозиция готова забыть риторику про «чистых и нечистых». И цвет бизнеса оппозицию не интересует: черный «нал», белый «нал», красный «нал», лишь бы он был, особенно в момент выборов.

Черномырдин остался верен своей натуре. Он начал действовать незамедлительно, полагая, что организационное превосходство на старте неминуемо скажется на протяжении всего предвыборного марафона. В кратчайшие сроки был подготовлен и проведен организационный съезд. После чего, по законам цепной реакции, стали собираться региональные съезды движения «Наш дом Россия». Черномырдин под общий гул одобрения был признан лидером нового движения.

Сам зал съезда, говоря привычным языком, выглядел административно-номенклатурным: губернаторы, мэры городов, главы администрации районного масштаба, президенты концернов, директора заводов. Незнакомых власти лиц в зале, по существу, не было. Громкофамильная интеллигенция, заявленная в списках, на съезде частично отсутствовала. Запомнился президент Академии художеств Ткачев, который, судя по его словам, возлагал на блок и лично на Черномырдина большие надежды: «Российские художники терпят великую нужду. В других блоках и партиях какие-то крикуны, ненадежный народ, здесь что ни кресло, то должность премьер, вице-премьер, министр, губернатор, президент компании». Что верно, то верно! «В нищете свобода — товар неприбыльный». Съезд истекал обилием. Множество прессы, столы уставлены вкусной, излучающей жар и запахи едой, побуждающей к высоким словам и надеждам. Наконец-то…

Я был в числе приглашенных на этот съезд. Как сказали мои коллеги с телевидения, видевшие дважды мелькнувшее в кадрах информационных программ мое лицо: «Мы поняли, что оптимизм в этот момент не переполнял вашу душу». «Не переполнял», — согласился я.

Идея двух мощных предвыборных блоков, в перспективе обещающих воплотиться в две значительные партии, — идея здравая. Два блока, ориентированные на идеологическую середину, — не каприз, не желание возродить отсутствующий политический центр как мировоззренческое убеждение. Это реакция на переизбыток левого и правого радикализма, на непримиримую оппозиционность как форму существования. По принципу: левым не нравится флаг потому, что он не красный, а правым — потому, что он не белый. Прямолинейная сравнимость с Америкой или Англией, где исторически борьба за власть идет между двумя равнозначимыми партиями, мало чем отличающимися по своим политическим манифестам. Хотя, если говорить об Англии, лейбористы, как некие носители социалистической идеи, более нацелены на социально ориентированную политику с весомой долей государственной собственности в общенациональном балансе. Противостояние этих партий состязательно, отчасти конфликтно, но не враждебно. Партия, пришедшая к власти, не стремится на следующий день посадить на скамью подсудимых прежнее правительство, сформированное ранее ее оппонентами. Именно в силу этих традиций меняется власть, но преемственность политики, ее неизменность в основных параметрах остается священной коровой. Возможен ли такой вариант в России? Две сложившиеся равнозначимые крупные партии попеременно, в зависимости от политической удачливости правят бал. И при этом не контрастируют до нелепости в своих программах. В ближайшие лет восемь-десять — вряд ли! Для того чтобы стать партиями-магнатами, способными в предвыборный момент создать блок, они должны состояться как самостоятельные правящие единицы. Пройти испытание властью.

Простая селекция на правых и левых, испепеляющих и взаимоисключающих друг друга, может гарантировать обществу только череду потрясений. Центризм как краеугольный камень стабильности — вот задача дня. В чем же тогда привлекательность двух блоков центристской ориентации? На что надеются носители этой идеи? Каков их расчет?

Во-первых, как ни странно, не на политическую активность, а на политическую усталость. Народ отравлен политической ажитацией. Митинги, демонстрации, манифесты. Они не приносят покоя и мира. Политическая апатия пришла на смену политическим бурям. Даже война в Чечне не взорвала общество. Она его разделила, но не взорвала. И это не показатель зрелости общества, а характеристика его усталости. Гибель нескольких десятков тысяч человек ушла в историческое никуда. Это невероятно, это невозможно ни в одной цивилизованной стране, на которые нам так хочется быть похожими, но это факт.