Гарольд Лэмб - Карл Великий. Основатель империи Каролингов

Его предсказатели, престарелые менестрели из лесной рощи, исчезли или закончили свои презренные жизни в лесу. Однако он осмотрительно позаботился, чтобы приказать нескольким старым писцам записать любые древние легенды, какие они слышали. Карл хотел сохранить речь и песенные традиции своих предков. Теперь он обратился к рукописным саксонским законам и терпеливо их изучал.

Все они толковали о платежах и наказаниях за нанесенный ущерб. «За удар высокородного человека 30 серебряных монет… Если плащ, или щит, или что-нибудь еще разрублено мечом, следует уплатить компенсацию в размере 36 серебряных монет…»

Казалось, что чем сильнее была возможность мщения, тем больший выкуп приходилось платить. За убийство беглого раба выплачивалась небольшая сумма. Если саксы нуждались в подобных законах, Карл мог бы налагать понятные им наказания. Итак, Шарлемань издал свой «Эдикт для саксонских земель», в котором ясно растолковывались наказания.

За заговор против короля или нарушение верности ему и его христианскому народу наказанием служила смерть.

Церкви должны почитаться, как языческие святыни недавнего прошлого, и следует уважать право убежища. Запрещалось поклоняться ручьям, деревьям и рощам.

За отказ крестить детей полагался штраф в 120 серебряных пенни – от знати, 60 – от свободных людей и 30 – от серфов [21]. Отказ соблюдать Великий пост мог караться смертью.

Таким же было наказание за совершение человеческих жертвоприношений, за сжигание мертвых, захват церквей силой или их поджог, кражу из церкви, отказ креститься, убийство епископа или священника.

Единственным основанием для помилования могли служить полная исповедь перед священником и покаяние.

Эти законы должны были дать Саксонии тему для размышлений и духовное спокойствие, в котором она нуждалась. Так думал Шарлемань.

Не прошло и года после издания эдикта, как фризы в своих укрепленных селениях и саксы до самой Эльбы подняли восстание.

Тогда, как повествуют королевские хроники, Шарлемань повел своих франков «опустошить страну, снося укрепления, прочесывая дороги, мешая кровопролитие с пожарами».

Он не понимал, что эти упрямые язычники сражались не против него самого, а против того христианства, которое им навязывали. Они нашли все ясно описанным в эдикте и были полны решимости умереть с мечом в руке.

В течение этих лет с 783 по 785 год Карл ни разу не покидал Саксонии. Он поставил своего старшего сына Карла среди командиров одной из армий; Пасху и Рождество он отмечал в походных лагерях, вытребовал свою жену Фастраду и своих детей в свой новый дом в Эресбурге, куда Алкуин не отважился приехать.

Было бы лучше, если бы он не брал Фастраду на войну.

В то время имена часто характеризовали человека, по крайней мере в Рейнской области. Бертрада (Берта) означало «Пылкая», а Фастрада означало «Непокорная». Следовательно, жена Шарлеманя была суровой женщиной. Как Берта, она показала свою гордость, став королевой, супругой могущественного монарха.

Избалованная дочь, возможно единственный ребенок в семье рейнского графа, Фастрада ехала рядом с Шарлеманем, глядя на свою свиту и людей как на многочисленных слуг, послушных ее воле. Служанки трудились, как рабыни, украшая вышивкой ее атласные и шелковые платья. Возможно, она была красивой; придворные хроники описывают ее как «гордую, надменную и жестокую». Из всех близких Шарлеманю людей она была единственной, кто осмеливался пытаться навязать ему свою волю.

Возможно, подобно легендарной Брунгильде, отдавая свое тело мужчине, она чувствовала потребность в мести, заставляя других мужчин страдать. Безусловно, будучи знатной женщиной с берегов Рейна, она ненавидела саксов. Ее возбуждали рассказы о резне в Вердене, где стоявших на коленях воинов убивали, как скот, предназначенный для забоя.

Привезя жену в саксонскую крепость Эресбург, Карл, возможно, наслаждался ее обществом, но гарнизон и толпы саксонских пленников, упрятанных за бревенчатый частокол, вряд ли чувствовали то же самое. Когда ее царственный супруг отсутствовал в очередном походе, Фастрада могла вести собственную особую войну с беззащитными язычниками и саксами, которые находились в полной власти ее вооруженной стражи. Это волновало ее больше, чем загнать и убить на охоте оленя.

Страсть Фастрады мучить других имела последствия за воротами крепости Эресбург. Она ухватилась за возможность унизить тюрингских вельмож поблизости, в тылу у франкских армий. Возможно, у Фастрады имелись собственные причины враждовать с тюрингами. Один из них дал обещание, что его дочь выйдет замуж за франка, но отказался отослать девушку, когда ему велели сделать это. Дело не стоило выеденного яйца, но Фастрада раздула из мухи слона, потребовав у неотесанных дворян за Гессианской равниной либо предоставить девушку, либо их обвинят в неповиновении королю, ее супругу.

В результате тюрингские вожди сговорились убить Шарлеманя.

В те полтора года, когда Арнульфинг двинулся в Саксонию вместе со своей семьей и вооруженным войском, ставкой была его власть вместе с жизнью. Мятеж распространялся от тюрингенских гор до побережья, где фризы сражались за своих богов, а бретонцы на своем полуострове выказывали открытое неповиновение королю.

Шарлеманю, должно быть, казалось, что казненные саксы унесли с собой в могилу примитивную и хрупкую структуру его правления.

На что он мог опереться? Самые стойкие из его паладинов погибли в том бессмысленном штурме Синталя. Самый дальновидный из живых, Гильом, сын Тьери, удерживал границу на Пиренеях. Еще один, стойкий и преданный герцог Герольд, брат покойной Хильдегарды, охранял Баварскую марку неподалеку в верховьях Рейна. Герольд, искренний и не задающий вопросов, как и Роланд, не мог быть призван на помощь, потому что бавары под предводительством Тассилона объединялись с грозными аварами.

Дальше на север вдоль побережья поднимали голову другие опасные враги. Там за Эльбой славяне объединялись вокруг своих прорицателей – Витукинда в том числе, – а король данов начал пиратствовать на море. Витукинд и его помощник Аббион обещали королю данов великую славу и огромную добычу, если он поднимется по рекам, чтобы разграбить страну франков. И Шарлемань понимал, что у него нет сил обуздать этих неистовых бойцов на их ладьях-драконах.

Он осознавал собственную неудачу как главнокомандующего. Его владения представляла не единая сплоченная нация; страна охранялась только силами верных ему и преданных людей. Обычно в другие походы он осмотрительно призывал только близких соседей, восточных франков, тюрингов, швабов, чтобы сражаться с саксами, аквитанцами или провансальцами, а также с маврами в Испании. В единственной летней кампании было трудно собрать войска в дальних областях; воины-соседи имели естественное желание расширять собственные границы.