Артур Вейгалл - Клеопатра. Последняя царица Египта

Он обладал поразительным красноречием – способностью, которую, по-видимому, унаследовал от своего деда, который был известным адвокатом. В молодые годы Антоний изучал это искусство в Афинах и увлекся стилем известным как азиатский, который отличался цветистостью и нарочитостью. Когда Помпей в Риме находился на вершине власти, а Цезарь был в тени, Антоний читал письма своего начальника в римском сенате, производя такое впечатление, что приобрел для своей партии много приверженцев. Публичная речь Антония на похоронах Цезаря привела к низвержению его убийц. Когда Антоний сам оказался изгнанным из Рима, он своими словами произвел такое впечатление на армию Лепида, к которой он бежал, что был отдан приказ трубить в трубы, чтобы заглушить его зачаровывающий голос. «Не было ни одного современника, равного ему в умении обращаться к толпе, – пишет Плутарх, – или в умении увлечь за собой солдат силой слов». Наверное, именно в красноречии в наибольшей степени проявилось отклонение Антония от посредственности; хотя даже в этом можно найти не более чем восторженную бездарность. Прекрасные внешние данные, искренняя и энергичная манера говорить производят огромное впечатление на толпу; а обычная искренность является для человека самым возбуждающим средством.

И все-таки еще одной причиной популярности Антония как среди солдат, так и среди его друзей было сочувствие, которое он всегда проявлял к интрижкам и чувствам влюбленных. «В любовных связях, – пишет Плутарх, – Антоний был готов сделать все, что угодно; он приобретал друзей, оказывая им помощь в их любовных романах, и добродушно принимал насмешки других людей над своими собственными любовными приключениями». Антоний легко и чрезвычайно часто влюблялся, и женщины по причине его великолепного телосложения и благородной осанки нередко бегали за ним. У серьезных людей Антоний имел дурную репутацию из-за фамильярного обращения с чужими женами; но нравы того времени были распущенными, и его собственная жена Антония имела любовную связь с его другом Долабеллой, из-за чего Антоний развелся с ней, после чего женился на умной Фульвии. Антоний был полным жизни, зрелым мужчиной, не ограниченным какими-то жесткими моральными принципами и не имевшим никакого образца семейного постоянства ни по своему воспитанию, ни по склонностям. Он не стыдился последствий своих беспорядочных любовных связей, а позволял природе брать над ним верх. Подобно своему предку Геркулесу, он так гордился своим родом, что желал, чтобы он множился во всех краях, и никогда не ограничивал свои надежды на потомство какой-то одной женщиной.

В его характере была некоторая безжалостность, и примером тому является убийство Цицерона. Оратор навлек на себя враждебное отношение Антония, во-первых, тем, что казнил и отказал в погребении отчима Антония, Корнелия Лентула. Позднее Цицерон стал причиной изгнания Антония из Рима и тех лишений, которым тот подвергся при переходе через Альпы. Вероломный Долабелла был зятем Цицерона, что, вероятно, добавило кое-что к семейной вражде. К тому же Цицерон в своих устных и письменных выступлениях постоянно делал выпады против Антония. Поэтому неудивительно, что, когда Октавиан, Антоний и Лепид, как мы уже видели, решили избавить государство от некоторых нежелательных граждан, Цицерон был приговорен к смертной казни и умерщвлен. Плутарх рассказывает, что его голову и правую руку повесили над ораторской трибуной на Римском форуме и что Антоний засмеялся, когда увидел их там, наверное, потому, что в своей простоте он не знал, что еще надо сделать, чтобы как-то покончить с ситуацией, которой он немного стыдился.

Но, как правило, Антоний был добросердечным и гуманным человеком и, как уже было показано, редко проявлял суровость или жестокость по отношению к своим врагам. Для многих людей он был воплощением и олицетворением добродушия, веселья и силы; Антоний казался им соединением Бахуса с Геркулесом, и если его нравственные устои не были возвышенными, то в его защиту можно сказать, что они не противоречили той роли, для которой его создала природа.

Мало что известно об отношении Антония к религии, и нельзя сказать, поддерживал ли он какое-либо из атеистических учений, которые в то время так широко проповедовались; тот факт, что Антоний позволял поклоняться себе как Бахусу, не помогает нам сформировать какое-либо мнение на этот счет. Однако, возможно, его вера была незамысловата и согласовывалась с его характером; известно, что он был суеверен и верил в существование сверхъестественного. Один египетский прорицатель произвел на Антония глубокое впечатление, предсказав ему будущие события его жизни и предупредив о том, что Октавиан придет к власти. Кроме того, когда Антоний пошел войной на Парфию, он взял с собой сосуд с водой из водяных часов, так как сделать это его побудил оракул; и в то же время он взял с собой венок из листьев священного оливкового дерева. Он безоговорочно верил в божественную природу снов, и известен один случай, когда ему приснилось, что в его правую руку попала молния, после чего он разоблачил заговор, целью которого было лишение его жизни. Но такие суеверия были широко распространены даже среди образованных людей; и вера Антония в предзнаменования заслуживает внимания здесь лишь только потому, что она сыграла некоторую роль в его карьере. До последнего года жизни Антонию сопутствовала удача, и благосклонная к нему фортуна помогала ему выбираться из многих затруднительных ситуаций, в которые заводила его горячность. Многим казалось, что Бахус действительно отождествлялся с Антонием, посылая ему на помощь свою божественную силу; а после окончательного падения Антония несколько человек заявили, что они на самом деле слышали топот и музыку, которые знаменовали собой, что бог покинул падшего великана. Историк не может не найти смягчающие обстоятельства большинства действий «огромного ребенка», которые заслуживали порицания; и среди этих отговорок (причин) нет ни одной столь актуальной, как постоянное присутствие улыбающейся Антонию фортуны. «В несчастье Антоний, – пишет Плутарх, – был почти добродетельным человеком», и, если мы хотим дать правдивую оценку его характера, мы не должны забывать о его мужественной и благородной позиции в те дни, когда он бежал из Рима или отступал из Мидийской Атропатены. Именно тогда он расстался со своей мальчишеской непоследовательностью и стал мужчиной. Во все другие времена он был баловнем фортуны, который резвился, одержав победу, шутил, пил, любил и сражался, не обращал внимания на общественное мнение и, подобно богу, играл со значительной частью римского мира как хотел.