Лесли Марчанд - Лорд Байрон. Заложник страсти

Д. Хобхаус. Путешествие. Т. 2. Константин Рига основал «Филики Этерию», общество поддержки греческого национального самосознания. Он был казнен турками в 1798 году, но его песни, такие, как «Восстаньте, греки!», перевод «Марсельезы», подвигну ли народ на мысли о революции. Когда в 1821 году разразилось греческое восстание, Лондос одним из первых принял в нем участие.

Эти имена и сейчас можно прочитать на упавшей колонне, хотя монастыря уже нет. Буквы стерлись, но, если на колонну плеснуть водой, надписи становятся отчетливее.

Д. Xобхаус. Путешествие. Т. 1. Дом в Афинах, где жил Байрон, был частично разрушен во время греческого восстания и вскоре после этого полностью исчез. Сегодня на этом месте, на Одос Агиас Теклас (близ Монастераки), к западу от Акрополя, стоит современный двухэтажный дом. Когда я впервые увидел его в 1948 году, табличка, написанная по-гречески и по-английски, гласила, что в этом доме жила афинская девушка Байрона, однако до настоящего времени табличка не сохранилась.

Мунихий – современное название Турколимани. Теперь там расположены таверны, куда летом любят захаживать туристы.

Протест Байрона против расхищения греческих памятников побудил Гарольда Николсона, молодого помощника клерка в министерстве иностранных дел, в 1924 году, в день столетия со дня смерти поэта, предложить вышестоящим лицам дружественный жест по отношению к Греции: возвратить кариатиду, мраморную статую, которую купил в 1816 году за 35 000 фунтов лорд Элджин и которая находится в Британском музее, на родину, в Эрехтеон. Однако власти, не такие почитатели Байрона, как Николсон, оказались глухи к его воззванию.

Хотя Байрон был по-прежнему привязан к Терезе, романтическая страсть уже угасла и прежнего пыла не осталось. После выхода в свет его стихотворения появилось множество легенд об «афинской девушке», приукрашенных путешественниками – любителями романтики. Впоследствии Тереза вышла замуж за некоего мистера Блэка, но всю свою долгую жизнь купалась в лучах славы, подаренной ей Байроном.

Эта история пересказана лордом Слиго, который прибыл в Афины уже после этого события и слышал только пересуды. После публикации «Гяура» Байрон попросил его написать услышанное, чтобы пресечь слухи, в которых было много правды. Хотя он говорил, что отчет Слиго «недалек от истины», но добавлял, что «кое-что в нем значительно отличается от событий, описанных в «Гяуре». Прежде чем отправить письмо Слиго Муру, лорду Холланду и другим, Байрон так тщательно вычеркнул десять строк, что их нельзя было больше разобрать. Уничтоженная часть содержала «в основном турецкие имена и обстоятельства преступления, не слишком важные и красивые». Возможно, там также говорилось и о месте самого Байрона во всей этой истории.

Вероятно, именно тогда Байрон вырезал свое имя на квадратной колонне, которую теперь видят туристы. Однако есть веские причины считать, что это сделал какой-нибудь почитатель, судя по форме букв и по тому, что сам Байрон ни разу не упомянул об этом. Конечно, возможно, что он лишь нацарапал свои инициалы, как на колонне в Дельфах, и что кто-то другой продолжил надпись.

В 1815 году Жиро по-прежнему писал Байрону. 1 января он написал из Афин с жалобой на то, что давно не получал ответа: «Умоляю ваше сиятельство не забывать вашего покорного слугу, который так нежно и верно вас любит».

В двух довольно посредственных книгах мисс Милбэнк, сейчас находящихся в распоряжении автора, видно, насколько серьезными и точными были ее суждения о литературе, начиная от бэконовского «Распространения образования», которое она прочитала в 1809 году в возрасте 17 лет, Каули, Купера (ее любимого), Горация, Мэссинджера до более сложных авторов, таких, как Свифт, Болинброк, Юм и Ларошфуко. Ее собственные пометки раскрывают самоуверенность суждений: «Мне кажется, самопознание заключается в том, чтобы знать, что о нас думают другие»; «Я полагаю, что никто не станет утверждать, будто человек, с одной стороны, занимающийся самопознанием, а с другой – осознающий положительное мнение окружающих, менее счастлив, чем тот, которой находит удовольствие единственно в своем нелепом тщеславии». Она с одобрением принимала философские взгляды Купера на несчастье: «Нам запрещено роптать, но не запрещено испытывать сожаление».

Существующее предположение о связи Байрона с Августой не имеет реальных доказательств. Однако нельзя игнорировать свидетельства, имеющиеся в письмах Байрона к леди Мельбурн, и к тому же некоторые аспекты его жизни и переписки невозможно логично обосновать другим образом.

Это значит, что теперь Байрон буквой «А» в своих мыслях и письмах к леди Мельбурн обозначал Августу; позднее он различал их следующим образом: «ваша А.» (Аннабелла) и «моя А.» (Августа).

«Ад», песня V. Байрон перевел название этой песни как «Франческа да Римини», открыв первую песню «Корсара» словами Франчески:

Повзрослев, Медора Ли всегда считала Байрона своим отцом. (Ли М. История и автобиография/Под ред. Чарльза Маккея; Де Вив де Режи Р. Тайна Байрона.) Любопытно, что Байрон никогда не упоминал о своем отцовстве и не интересовался Медорой больше, чем другими детьми Августы; хотя не в его характере было отказываться от незаконнорожденного ребенка. Естественно, это был особый случай, и, несмотря на все свое беспутство, он понимал, какая опасность угрожает репутации Августы и его собственной. Очевидно, некоторые свидетельства были уничтожены. Не сохранилось никаких доказательств, подтверждающих или оспаривающих отцовство Байрона.

Албанский костюм, в котором Байрон в 1814 году позировал Томасу Филлипсу, сейчас находится в Музее костюма в городе Бате. Миссис Дорис Лэнгли Мур, исследовательница творчества Байрона и основательница этого музея, обнаружила костюм среди вещей, принадлежащих лорду Лэнсдауну, праправнуку мисс Мерсер Элфинстоун. Оригинал портрета в полный рост находится в резиденции британского посла в Афинах. Меньшая копия, сделанная Филлипсом, находится у Джона Меррея в Лондоне.

Джоанна Сауткот (1750–1814) – религиозная фанатичка, решившая, что беременна от Святого Духа и должна родить нового Спасителя, Шилоха. После ее смерти выяснилось, что беременность оказалась водянкой.

В статье леди Байрон, написанной в 1830 году в ответ на рассказ Мура об ее разрыве с Байроном, содержится текст письма доктора Лашинтона, в котором адвокат говорит о том, что если прежде он считал примирение возможным, то теперь видит в разводе Аннабеллы с мужем единственно правильное и неизбежное решение. Однако переписка того времени не содержит упоминаний об этом. Доктор Лашингтон с самого начала считал примирение невозможным. Откровения Аннабеллы не могли заставить его изменить мнение. Что же касается «вещей, совершенно неизвестных сэру Ральфу и леди Ноэль», о которых тогда поведала Аннабелла, то в февральской переписке 1816 года имеются намеки на то, что она рассказала родителям обо всем еще до поездки в Лондон.