Алексей Мясников - Московские тюрьмы
- Название:Московские тюрьмы
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:Издательство «БПП»
- Год:2010
- Город:Москва
- ISBN:нет данных
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Алексей Мясников - Московские тюрьмы краткое содержание
Обыск, арест, тюрьма — такова была участь многих инакомыслящих вплоть до недавнего времени. Одни шли на спецзоны, в политлагеря, других заталкивали в камеры с уголовниками «на перевоспитание». Кто кого воспитывал — интересный вопрос, но вполне очевидно, что свершившаяся на наших глазах революция была подготовлена и выстрадана диссидентами. Кто они? За что их сажали? Как складывалась их судьба? Об этом на собственном опыте размышляет и рассказывает автор, социолог, журналист, кандидат философских наук — политзэк 80-х годов.
Помните, распевали «московских окон негасимый свет»? В камере свет не гаснет никогда. Это позволило автору многое увидеть и испытать из того, что сокрыто за тюремными стенами. И у читателя за страницами книги появляется редкая возможность войти в тот потаенный мир: посидеть в знаменитой тюрьме КГБ в Лефортово, пообщаться с надзирателями и уголовниками Матросской тишины и пересылки на Красной Пресне. Вместе с автором вы переживете всю прелесть нашего правосудия, а затем этап — в лагеря. Дай бог, чтобы это никогда и ни с кем больше не случилось, чтобы никто не страдал за свои убеждения, но пока не изжит произвол, пока существуют позорные тюрьмы — мы не вправе об этом не помнить.
Книга написана в 1985 году. Вскоре после освобождения. В ссыльных лесах, тайком, под «колпаком» (негласным надзором). И только сейчас появилась реальная надежда на публикацию. Ее объем около 20 п. л. Это первая книга из задуманной трилогии «Лютый режим». Далее пойдет речь о лагере, о «вольных» скитаниях изгоя — по сегодняшний день. Автор не обманет ожиданий читателя. Если, конечно, Москва-река не повернет свои воды вспять…
Есть четыре режима существования:
общий, усиленный, строгий, особый.
Общий обычно называют лютым.
Московские тюрьмы - читать онлайн бесплатно полную версию (весь текст целиком)
Интервал:
Закладка:
— Обманывали, Игорь Анатольевич?
Ни капли смущения, победоносно улыбается, мол, и не таких вокруг пальца вожу. Потом посерьезнел, заторопился:
— Некогда, читайте быстрей, суд разберется.
И сует акт ознакомления на подпись. А я в этот момент раздумывал, не отказаться ли сейчас от ознакомления до тех пор, пока дело не будет приведено в порядок. Листы едва подшиты, их можно тасовать, как колоду карт. Следователь потом что-то может убрать, что-то добавить — карандашную нумерацию легко исправить. Я имел право и должен был потребовать подготовить дело как следует. Но бог знает, сколько он заставит себя ждать? Затянет со зла еще на полгода, а мне тюрьма осточертела, особенно 124 камера. Куда угодно, лишь бы вон отсюда. Да и любопытство раздирало. Ведь все показания тут. Кто на что горазд, кто есть кто? Надо мной суд впереди, а мне судить — теперь. В общем, подписывать акт пока не стал, но ознакомление все-таки начал.
Закрытие дела, свидетельские показания по твоему делу — редкостная возможность проверить людей в час серьезного испытания. Экзамен на прочность отношений с людьми, с которыми жил, дружил и работал. Кто они есть? Кто я для них? За кружкой пива — один человек, на допросе он может стать другим. Независимо от их показаний я был счастлив самой возможности проверить своих близких и друзей. Хотя бы раз в жизни надо испытать это. Страшные иной раз могут быть разочарования. Лефортовский сокамерник Сосновский на закрытии своего дела вообще разуверился в людях. «Не существует в природе никакой дружбы, — говорил он. — Все эгоисты, каждый думает только о себе, а те, кого я считал друзьями, оказались подлецы». В таких уроках находят оправдание и собственной подлости: все так и мне не зазорно. Другие сокамерники, например, Володя Баранов или Эдик Леонардов, тоже не испытывали особой радости на закрытии, но и не особо огорчались — каждый спасается как может, это они считали естественным. Дня меня же день ознакомления стал одним из главных итоговых событий жизни. И это был торжественный день. Кроме Гуревича, все остальные мои друзья, все, знакомством и дружбой с которыми я дорожил, оказались вполне порядочными людьми. Как бы ни отличались их показания, как бы ни относились они сейчас ко мне, я горжусь ими и благодарен за то, что они есть, что были со мной. Не огорчили и родственники. На что уж теща, вдова гэбэшника, курица, слепо бегущая за петухом власти, и та обо мне: «Добрый и честный». Первая жена, осрамившая в свое время скандальным разводом, не гнушавшаяся бегать по работам, милициям, грозившая выписать, посадить, дорвалась, наконец, отыграться. Вижу по протоколу, что и Кудрявцев ее науськивает, сгущает краски. Высказывался, написано, критически против советской власти. Пишет-то следователь, и в шоковой обстановке допроса часто подписывают протокол не глядя, а если глядят, то не видят и машинально подписывают, лишь бы скорее убраться. Тем не менее Лена узрела «антисоветчину» и сделала в конце замечание: «Про антисоветские высказывания я не говорила». Маслин, инструктор горкома, по должности и ради желанной карьеры должен был бы всяко изгадить меня. Но не нашел больших грехов, кроме того, что я ему говорил, что слушаю «Голос Америки» да читаю Солженицына. Для меня это почти комплимент и никакого криминала. Официозный литератор Чаковский публично агитировал нас, студентов МГУ, слушать «Голос Америки»: «Я слушаю и вам советую. Чтобы бороться с врагом, надо его знать». Действительно, как узнаешь врага без радио, не по цековским же газетам. Была бы объективная информация, а кто наш подлинный враг и с кем бороться — вывод мы сделаем сами.
Боб Чикин, давний и близкий, тоже в щекотливом положении. Член парткома философского факультета МГУ, недавно вернулся из шестимесячной командировки по Штатам. Не охаять меня — конец карьере, ну и охаял: «В спорах со мной обнаруживал идейную незрелость в марксизме». Идейно отмежевался. Но не сейчас, а несколько раньше, когда мы стали крупно спорить и наши разногласия не очень портили личные отношения. Нисколько он не покривил душой в протоколе, я по-прежнему уважаю его мнение, каким бы оно ни было, независимо от того, согласен я с ним или нет. На этом его хула исчерпывалась. Да и хула ли? Просто констатация разных взглядов. По-моему, не много чести быть зрелым марксистом, особенно заодно с советским «зрелым» социализмом. Про меня мог бы сказать не «незрелость», а что я вообще не марксист — так точнее. Хула это или похвала, зависит от точки зрения. Во всяком случае, я не в обиде.
Даже перепуганные коллеги высказались обо мне пристойно. Не доставало следователю грязи, хватался за самую малость. Вот, говорит, ваша сотрудница Белкина сказала, что вы бываете «разный». И смотрит на меня многозначительно. «Ну и что? — спрашиваю «одинакового» Кудрявцева. — Когда пролетарский, когда буржуазный — так что ли?» Нет, она даже этого не сказала. Маловато для обвинения в аморальности и антисоветчине. Слегка лягнул Борисов, новый наш зав. сектором: «Превыше всего для Мясникова материальный интерес». Эта строка из его в общем-то положительного протокола имеет забавное происхождение: месяца за три до ареста дошло у нас с ним, смешно сказать, до драки. Пишу в лабораторской библиотеке статью. Никого нет, можно потихоньку курить, комфорт. Вдруг является Борисов: «Как смеете писать халтуру в рабочее время?» Я онемел. Совсем недавно он был под моим началом. Он демограф, и хотя к нашей работе его занятия не имели прямого отношения, я не наступал ему на пятки. Я же писал по теме, в печать — это наша обязанность. Но он даже не спрашивает, что я пишу. И вообще у нас, среди научных сотрудников, не принято ловить блох.
— Ты что, спятил? — говорю.
— Хам!
Тут мы и повозились немного. Потом вызывает меня директор. Там Борисов сидит. Потом я начал искать работу. Потом директор сказал, что в этом нет необходимости. Заросло. Отношения выровнялись. Но, видимо, зуб у Борисова остался — укусил на следствии. Хотел бы насолить, да больше нечем. На суде я спросил Борисова, почему он счел нужным доложить следствию о моем материальном интересе и почему решил, что материальный интерес для меня превыше всего.
— Мне казалось тогда, что вы ничего не делаете бесплатно.
В зале рассмеялись. Не рой другому яму…
Больше всех отличился Олег Попов. Не перестаю удивляться, как сошло ему? Вот чего он творил. Всех свидетелей допросили, а его, которого калеными щипцами тянули из меня, даже не вызывали. В октябре он пишет Кудрявцеву заявление с просьбой принять его в качестве свидетеля по делу Мясникова, заявление подшито в первом томе. Кудрявцев принимает Попова. То, что произошло между ними, Кудрявцев излагает в рапорте на имя прокурора. Кудрявцев спрашивает у Олега паспорт. Паспорта нет. Олег в свою очередь требует документ, удостоверяющий личность Кудрявцева. Пришлось показать. Следователь спрашивает:
Читать дальшеИнтервал:
Закладка: