Михаил Водопьянов - Валерий Чкалов

Валерий не щадил себя. Он признался, что иногда его тянет в полет ради полета. Но он старается не поддаваться соблазну. Несколько десятков мертвых петель – самое большое его прегрешение. Наказали его справедливо. Но почему ему запрещают совершенствовать тактику воздушного боя?

И Валерий повторял Ольге то, что постоянно твердил командиру:

– В воздушном бою летчику приходится прижиматься к самой земле и делать фигуры. Если не научишься этому в мирное время, на войне враг тебя убьет. А мы не хотим умирать, мы хотим побеждать!

Более года прошло с тех пор, как Чкалов познакомился с Ольгой Ореховой. Обычно резкий и даже грубоватый в проявлении чувств, он относился к своей невесте с бережной, хотя не совсем умелой нежностью. Был такой случай: в цветочном магазине он купил для Ольги большой красивый букет. Итти с ним по улице Валерию показалось неудобным, и он старательно прятал букет под шинелью. А когда вынул, – на поломанных стеблях вместо пышных и свежих цветов болтались только жалкие, помятые их остатки.

– Если б ты только видела, Лёлик, какие они были чудесные! – растерянно повторял он смеющейся девушке.

Хотя Валерий и не умел обращаться с цветами, он их все-таки очень и очень любил.

Помимо своей родной авиации, он любил также поэзию, живопись, музыку.

Он подолгу не отпускал Ольгу от пианино. Она играла все, что приходило ей в голову: «Лунную сонату» Бетховена, романсы Глинки и Чайковского. А Валерий сидел прямо и неподвижно, сильный, плечистый, с литыми мускулами, проступавшими через тонкую гимнастерку. Голова его была откинута назад. Резкие черты смягчала задумчивость.

– Хорошо! – говорил он Ольге, когда она решительно закрывала крышку пианино. – Слушаю, и кажется мне, что каждая клеточка моего тела поет.

И все же, о чем бы они ни беседовали – о музыке, о новых книгах, о спектакле, который видели накануне, – разговор в конце концов сводился к авиации. Авиационные перспективы были увлекательны, и Валерий говорил о них страстно.

Однажды он ворвался в квартиру Ореховых.

– Ты только послушай, Лёлик! – крикнул он, даже забыв поздороваться. – Климент Ефремович Ворошилов заявил, что за последние шесть лет Советский Союз умножил количество самолетов в четыре раза. Значит, скоро мы будем летать только на своих, отечественных машинах!

Ольга заставила Валерия снять шинель и пройти в комнату. Однако он не успокоился до тех пор, пока не прочел торжественно вслух выдержку из речи К. Е. Ворошилова, произнесенной им 23 февраля 1926 года, в День Красной Армии:

«Наши летуны, наши академики-специалисты, весь летный состав достигли таких пределов своей специализации и подготовки, что мы сейчас смело взираем будущему в глаза…»

– «Смело взираем будущему в глаза». Чувствуешь, Лёлик? – Валерий крепко сжал руки девушки. – Теперь я добьюсь своего!

И он добивался. Ходил на бреющем полете у самой земли, проделывал на малой высоте фигуры высшего пилотажа, стрелял без промаха при самых невероятных положениях: и вниз головой и на боку.

Созданные им новые фигуры – замедленная «бочка», выход из пикирования и набор высоты в перевернутом полете, восходящий штопор – поражали точностью и красотой рисунка.

Чкалов охотно делился своим опытом с другими летчиками.

Он готов был сделать все для усиления могущества советской воздушной армии. Так в Ленинградской истребительной эскадрилье зародилась чкаловская школа советского летного искусства.

15 апреля 1926 года в деревне Сализи, недалеко от Гатчины, опустился дирижабль «Норгэ». Летела на Северный полюс экспедиция норвежского полярного исследователя Руаля Амундсена.

Зарубежных гостей встретили советские воздухоплаватели. Дирижабль искусно ввели в помещение для стоянки воздушных шаров – эллинг, и он находился там в течение трех недель. За это время его внимательно осмотрели, проверили моторы, пополнили запасы горючего и водорода. Геофизическая лаборатория организовала для экспедиции метеорологическую службу.

5 мая Амундсен отправился в дальнейший путь на Шпицберген. Тысячи ленинградцев провожали глазами дирижабль, когда он, пролетев совсем низко мимо Исаакиевского собора, взял курс на север.

Среди зрителей был и Валерий Чкалов. Он успел побывать в Сализи и вернулся оттуда неразговорчивый, неспокойный.

– Уж не задумал ли ты, Валерий, слетать в Арктику? – подшучивали товарищи. – Мы ведь истребители. Нам на Северном полюсе делать нечего.

– Неверно, – возразил Чкалов. – Наша авиация – как песня раздольная, и петь ее надо полным голосом. Кто знает, может, и я слетаю туда, где еще никто не бывал!

– Ты, друг, уже опоздал, – вмешался в разговор высокий белокурый летчик с бронзовым от загара, худощавым лицом и густыми светлыми бровями. Серые глаза летчика смотрели слегка насмешливо и вместе с тем мечтательно.

– То-есть как это опоздал? – нахмурился Валерий.

– Очень просто. Военный летчик капитан Иван Нагурский еще в 1914 году, когда искал экспедицию Седова, пять раз летал над Северным Ледовитым океаном. Первенство за ним. Он открыл историю полярной авиации.

– Ты, кажется, думаешь, будто я от тебя первого слышу про Нагурокого? – перебил Чкалов. – Знаю, какой это был замечательный полярный летчик и горжусь, что он русский.

Наступил обеденный час, и летчики поспешили в столовую. Остались только Валерий и загорелый блондин, увлеченные разговором.

– Ты помнишь, конечно, интервью Нагурского? [3] В октябре 1914 года в газетах было напечатано интервью с И. Нагурским, в котором он заявлял: «…Если бы мотор был сильнее, сил 90—100, то можно было бы забрать с собой провизии на два месяца. Если бы к этому еще прибавить склады с бензином и маслом на Панкратьевских островах, на мысе Желания и на Земле Франца-Иосифа, то можно было бы лететь к Северному полюсу…» – спросил Валерия его собеседник. – По-моему, он был не совсем прав. Хотя летчик он бесспорно талантливый и смелый. Живи Нагурский сейчас, он больших дел натворил бы. А в те времена ему даже со стосильным мотором, и с провизией на два месяца, и с тремя арктическими окладами бензина и масла все равно не добраться бы до полюса. А вот в рапорте своем он, между прочим, очень верно написал, что единственная возможность достигнуть Северного полюса – это обратиться к авиации.

– Правильно! – воскликнул Валерий. – Тем более это возможно сейчас, когда наша авиационная техника шагнула далеко вперед. Ты слышал о двенадцати полетах Бориса Чухновского? Как он разведывал льды в Карском и Баренцовом морях? Знакомый полярник говорил мне, что Чухновский дал такую картину состояния льдов на громадных участках моря, какой не смогли бы дать экспедиции на десяти ледоколах. Вот что значит авиация! Теперь в Арктике самолеты большую научную работу ведут и новые воздушные трассы прокладывают. Все ближе и ближе к полюсу подбираются… А Бабушкин! Слыхал, конечно, как он на льдины в океане садится? Не каждый хороший летчик так на аэродром сядет.