Робин Брюс Локкарт - Сидней Рейли: шпион-легенда XX века

Савинков был ярым противником всякого рода деспотизма и монархии. Сидней лично не считал реставрацию монархии в России делом возможным или желательным. Будущим правителем страны он считал Савинкова. Даже сторонники царизма примирились с главенством Савинкова в великом крестовом походе, который был предпринят против большевиков. Во главе монархистов стоял очень способный и храбрый человек – генерал К., [8]глава антисоветской разведывательной службы. В самой России, в Москве и Петрограде контрреволюционеры имели свои организации, которыми ведал помощник Савинкова – Павловский.

В целом Сидней не разделял взгляды белогвардейцев. Он считал их тщеславными болтунами и неспособными людьми. У них было много планов, они много говорили, но, казалось, не обладали способностью претворить свои замыслы в действие. Многие даже не скрывали своей апатии. Их верность делу свержения большевиков во многих случаях была более чем сомнительна. Сидней полагался на них лишь тогда, когда они были под его непосредственным руководством.

Савинкова финансировали правительства Польши, Франции и Чехословакии, но по мере того, как время проходило и ничего не предпринималось, интерес иностранных государств к «русским делам» остывал, и Савинков был предоставлен самому себе. Теперь его финансировали только некоторые частные лица, среди которых не последнее место занимал Сидней.

Нет сомнения в том, что муж питал чувство глубокого уважения к Савинкову, с которым он надеялся сотрудничать еще во времена его неудавшегося заговора в 1918 году.

Средства моего мужа не были неисчерпаемыми и оказались сильно расстроены авансами, которые он предоставлял Савинкову. Но ему вполне законно следовало получить крупную сумму денег, часть которой он хотел предоставить в распоряжение русского лидера. Эти деньги ему полагались за деятельность, предшествовавшую его поступлению на службу в английскую разведку. В начале войны он был направлен русским правительством в Америку, чтобы заключить там ряд договоров на поставку вооружения для армии. Его поездка увенчалась успехом, и как раз в связи с этим делом он и должен был получить солидный куш от американской фирмы «Болдуин». Смена правительства в России затруднила уплату этой суммы, и тогда муж решил начать процесс против этой компании.

Почти тотчас после нашей свадьбы Сидней сообщил о нашей предполагаемой поездке в Америку. Из Лондона мы направились в Париж, где в то время находился Савинков. Было странно видеть, до какой степени некоторые его сторонники боготворили его. Добровольная охрана весьма тщательно оберегала его. За людьми, приезжавшими в Париж для того, чтобы повидаться с ним, устанавливалась самая тщательная слежка. Он не принимал людей, желавших получить у него интервью. Этих людей принимал его личный секретарь Деренталь.

Все эти предосторожности вначале казались несколько мелодраматичными. Как мне было суждено узнать впоследствии, жизнь Сиднея была под гораздо большей угрозой, чем жизнь Савинкова. Однако все эти предосторожности не были совершенно излишними. Незримые враждебные глаза следили за каждым шагом Савинкова. Агенты ЧК ни на минуту не спускали с него глаз. Его квартира была под наблюдением, которое не прекращалось ни днем, ни ночью. Нам рассказали, что незадолго до нашего приезда в Париж была предпринята попытка похитить его и что это похищение не удалось лишь благодаря вездесущему Деренталю. Я помню, что в то время я не поверила этому рассказу. И, по правде говоря, не особенно верю и теперь.

Сидней сообщил Савинкову письмом о своем предполагаемом приезде в Париж, и нас должным образом встретили секретные агенты. Мое первое свидание с великим русским героем состоялось в гостинице «Чатэм».

Увидев Савинкова, я была разочарована. Зная, что мой муж очень восхищается им и смотрит на него как на надежду России, я решила держать свое неблагоприятное мнение при себе. Маленький осанистый человек важной походкой вошел в комнату. Нависший лоб, маленькие глаза и срезанный подбородок. Этот человек встал перед камином в позу императора. Он поворачивался к нам то одной, то другой стороной своего профиля. То клал руку за борт своего пиджака, подражая Наполеону, то потрясал ею в воздухе театральным жестом. Когда он хмурился, облако заволакивало всех представителей его свиты. Если он улыбался, ответные улыбки появлялись на их лицах. Когда он шутил, что было весьма редко, то шутку встречали скромными и почтительными улыбками.

Разговор велся на русском языке, которого я не понимала. Большую часть разговора вел Деренталь. Он волновался и сильно жестикулировал, но как только Савинков раскрывал рот, то моментально погружался в почтительное молчание.

Разговор, как после сообщил мне Сидней, касался главным образом денежных фондов. Деньги были необходимы не только на организацию контрреволюции, но и на содержание самого Савинкова. Прекращение поддержки со стороны правительств Франции, Польши и Чехословакии нанесло серьезный удар делу контрреволюции. Сидней уже неоднократно указывал на опасность окончательно вывести из терпения дружественные государства. В Европе распространялась уверенность, что, несмотря на все усилия белогвардейцев, большевики неуязвимы.

Деренталь представил доклады Павловского и других контрреволюционных агентов из России, судя по которым время для решительных действий еще не наступило. Его жена придерживалась другого мнения и уверяла, что чем скорее начнут действовать, тем будет лучше.

Моему мужу нечего было больше делать в Европе, и он мог отправиться в Америку по своим личным делам, которые причиняли ему немало беспокойства. Мы отправились в Америку в июле на пароходе «Роттердам».

В Нью-Йорке в течение нескольких месяцев мы жили в гостинице «Годэм». Год прошел без особых событий, но Сиднея все больше и больше беспокоили его финансовые дела. Он сделал распоряжения относительно моего будущего на случай какого-нибудь несчастья, которое, он боялся, может произойти с ним. В то же время он помогал своему другу сэру Дьюксу в переводе на английский язык книги Савинкова «Конь вороной». Слушание его дела все затягивалось. Сидней нервничал, и все это вредно сказывалось на его здоровье.

Во время этих перипетий пришло письмо от Савинкова, который просил Сиднея приехать ввиду необходимости обсудить ряд чрезвычайно важных вопросов.

Летом 1924 года мы отплыли из Нью-Йорка на пароходе «Париж» и вскоре прибыли в Лондон.

Я внезапно проснулась и присела на кровати. Сидней стоял у окна, освещенный лунным светом, глядя на набережную. У него был вид человека, погруженного в глубокое раздумье. Я встала и подошла к нему, но он даже не почувствовал моего присутствия. Он пристально смотрел в окно. Я также стала вглядываться, стоя за его плечом. Мне показалось, что я вижу серую тень с жутким лицом, которое глядело прямо на нас. В ужасе я повернулась к Сиднею, но его лицо не меняло выражения, а глаза словно лишены жизни.