Робин Брюс Локкарт - Сидней Рейли: шпион-легенда XX века

– Кто вы? – спросил Сидней.

– Вы меня не знаете, Сидней Георгиевич, – с грустью ответил посланец из Москвы. – Но я вас хорошо знаю. Вы помните, как в Петрограде, когда вам приходилось туго, вас узнал парикмахер Александр, служивший у Моля? Помните, как вы скрывались на Каменноостровском проспекте? Вы помните, как некий Ванденбош вывез вас из Петрограда на своем пароходике? Как вы думаете, почему Александр подвергал себя такому риску? Просто из любви к человеку, от которого он когда-то получал чаевые? Ради этого люди не суют голову в петлю. Это я, Сидней Георгиевич, узнал вас на улице и поручил Александру позаботиться о вас. Это я уговорил Ванденбоша приехать в Петроград, соблазнив его каким-то фантастическим делом. Мне приходилось действовать закулисным образом по причинам, которые для вас, хорошо знающего Россию, должны быть совершенно ясны. Я не мог встретиться с вами, не подвергая опасности нас обоих. Вот почему я не имел удовольствия, капитан Рейли, встречаться с вами до сих пор.

– Скажите же, как ваша фамилия, чтобы я мог от души вас поблагодарить, – сказал Сидней.

– Дребков, – ответил Уорнер. – В настоящее время – руководитель белогвардейской организации в Москве. Вижу, что вы все еще не доверяете мне, капитан Рейли. Вот мой паспорт. Я воспользовался английскими документами, чтобы попасть в Англию. Вы продолжаете сомневаться? Вот рекомендательное письмо Савинкова, с которым я виделся в Париже. А вот письмо от… (Уорнер назвал имя видного английского государственного деятеля) с просьбой посетить его, как только я приеду в Лондон.

Сидней тщательно осмотрел все документы и, по-видимому, оставил всякие подозрения.

– Да, это рука Савинкова, – подтвердил он.

– А это, – продолжал Дребков, – письмо, или, вернее, петиция, от наших друзей в России. Они умоляют вас, капитан Рейли, приехать в Москву и взять на себя руководство организацией. Смотрите, у меня все для вас готово. Вот паспорт на имя Сергея Ивановича Коновалова, сотрудника Чрезвычайной комиссии. Заметьте, на паспорте нет фотографии и описания особых примет, хотя он подписан и подпись скреплена печатью. Тут я не выдержала и вмешалась:

– Мой муж не может ехать. Он нездоров. Доктор прописал ему полный покой. Он не может ехать в Россию.

Мои слова прозвучали диссонансом. Сидней задумался. Дребков бросил на меня злобный взгляд.

– Жена права, – сказал Сидней. – Ни на какую работу я теперь не годен. Мне необходимо отдохнуть, восстановить силы. Через некоторое время вы и мои друзья можете рассчитывать на меня.

– Через некоторое время будет поздно, – произнес Дребков. – Мы готовы теперь. Если организация вынуждена ждать, она может распасться. Люди не могут вечно жить надеждой. О, моя несчастная страна! Все пропало.

В его голосе звучало непритворное отчаяние. Он встал с убитым видом:

– Что скажут наши друзья? С каким ужасным ответом должен я вернуться к ним. Какой удар для их долго лелеянных надежд. Я не посмею показаться им на глаза. Капитан Рейли, вы единственный человек в мире, на которого они рассчитывали. Несчастная страна! Несчастный народ!

– А как с Савинковым? – спросил Сидней. – Он самый подходящий человек для вас. Крупная личность, прирожденный вождь и организатор.

Я видела, что Сидней приносил огромную жертву, уступая это дело Савинкову. Но Дребков сокрушенно покачал головой:

– За Савинковым не пойдут, капитан Рейли. Он не пользуется у нас таким доверием, каким пользуетесь вы… Но не стану вас больше задерживать. Я пробуду в Лондоне неделю. Мне необходимо обсудить некоторые вопросы с вашим министерством иностранных дел. Хотя мы и не договорились, вы окажете мне честь позавтракать со мной в «Савойе»?

На следующий день после завтрака с Дребковым Сидней объявил, что наше путешествие во Францию откладывается на несколько дней.

– По-видимому, это верный человек, – сказал он. – Документы, которые он показывал, не вызывают сомнений. В Лондоне он пробудет неделю. Я хочу воспользоваться этим и подробно узнать обо всем, что делается в России.

Решение Сиднея поразило меня как громом, но я постаралась скрыть тревогу. Почему Дребков вызывает во мне недоверие, я не могла объяснить. Дребков чувствовал мою враждебность и старался всеми способами сгладить ее. В пятницу он пригласил нас обоих на обед и за столом оказался в высшей степени любезным хозяином. Мое недоверие начинало рассеиваться. Разговор за обедом шел о белогвардейской организации в России. Дребков показал себя широко образованным, вполне культурным человеком. Но разговор все время возвращался на тему России. У Сиднея и Дребкова нашлись общие друзья, и я потом узнала от Сиднея, что, хотя он не встречался прежде с Дребковым, он знал, что Дребков стоял во главе одной из «пятерок», из которых когда-то состояла московская организация Сиднея. Вечер прошел быстро. Я даже стала стыдиться своего враждебного чувства к этому бородачу. Но все-таки мои подозрения окончательно не исчезли.

Сидней принял меры предосторожности. Он телеграфировал Савинкову в Париж и получил от него восторженный отзыв о Дребкове.

Неделя подходила к концу. Дребков должен был возвращаться в Россию через Финляндию. Мы уезжали из Лондона в Париж. С глубоким облегчением я вздохнула, когда последние приготовления к отъезду были окончены и куплены билеты. Сидней поехал провожать Дребкова на вокзал.

Пока я сидела в ожидании Сиднея, раздался сильный стук в дверь. На пороге стоял человек без шляпы и с трудом переводил дыхание.

– Миссис Рейли?

– Да.

– Миссис Рейли, не можете ли вы немедленно поехать со мной? С вашим мужем произошло несчастье, и он находится в тяжелом состоянии. Здесь стоит моя машина, – продолжал говорить незнакомец. – Он переходил дорогу прямо перед машиной. Я не успел затормозить. Не могу вам сказать, сильно ли он пострадал. Его отвезли в больницу. Он был в полном сознании. Он просил меня немедленно привезти вас.

Пока незнакомец говорил, мы спустились вниз и сели в машину. Мы тут же помчались в восточную часть города.

– В какую больницу его отправили? – спросила я моего проводника.

– Больница совсем близко, – ответил он, избегая прямого ответа. – Дорога займет не более десяти минут.

Из-за пережитого мною волнения я потеряла всякое понятие о времени. Мне казалось, что воздух становится невыносимо тяжелым, удушливым, и мои ноздри начали различать легкий химический запах.

В это мгновение автомобиль круто повернул налево, и в это мгновение я почувствовала укол в правую руку. В моем сознании промелькнула мысль о том, что это шприц. Меня похищали. Я подняла руку и ударил со всей силой. А затем наступил полный мрак.