Евгений Доллман - Переводчик Гитлера. Десять лет среди лидеров нацизма. 1934-1944

– Это лорд Х, знаменитый историк. Вы должны с ним познакомиться. Анна Морозини говорила мне, что вы интересуетесь историей.

И не успел я сказать ни слова, как она потащила меня через всю комнату к престарелому распутнику. Он очнулся от дум и жестом пригласил меня сесть рядом с ним.

– Идиотское представление! – бросил он, усталым жестом отгоняя от себя воспоминания об увиденной нами сцене. После этого он пригласил меня посетить его палаццо – на этом вечере все гости, похоже, владели дворцами – и описал свою уникальную библиотеку в двадцать тысяч томов, посвященную одной-единственной теме. Я вежливо спросил моего коллегу-историка, что это была за тема, но он задал мне встречный вопрос: – Вы знали Фили?

Я ответил, что нет, чем, похоже, разочаровал его. Фили, который, очевидно, был его лучшим другом, оказался Филиппом, принцем Эйленбургским, бывшим рыцарем Черного орла, бывшим послом в Вене и бывшим фаворитом Вильгельма II, монарха, чей портрет я недавно видел на письменном столе донны Анны. Однако я так и не понял, куда он клонит, пока он не объяснил, что вот уже несколько десятилетий работает над составлением энциклопедии по гомосексуализму и помогают ему в этом несколько молодых историков. Вздохнув, он сообщил, что добрался пока только до буквы «Е», но, понизив голос, объяснил, что работа продвигается очень медленно потому, что по крайней мере две трети всех выдающихся политиков и военных деятелей, а также представителей артистического мира предавались той же страсти, что и Микеланджело, Леонардо да Винчи, Винкельман, Фридрих Великий и другие.

Я понял, что он хочет включить меня в состав своих помощников, но отклонил его предложение. Этим я лишил себя возможности увидеть двадцать тысяч книг, на которые стоило посмотреть. Историческая литература, несомненно, понесла большую потерю, когда через несколько лет он умер, и я не знаю, что сталось с тем материалом от А до Е, который ему удалось собрать. Вероятно, он был куплен у его наследников кем-нибудь из «героев» его книги, которые еще жили на этой земле. Его помощники-историки унаследовали его книги, но я так и не узнал, что они с ними сделали.

Наш разговор был прерван возвращением последовательниц культа Адониса, которые были теперь облачены в парижские или римские вечерние туалеты с сочетающимися с ними гирляндами цветов в волосах. Его светлость снова отпустил презрительное замечание. После этого последовал обильный изысканный венецианский ужин, во время которого донна Луиза Казати, которой шампанское бросилось в голову, рассказала пару эпизодов из своей личной жизни, очаровавших бы самих Боккачо и Казанову.

После ужина все разбились на парочки, но я предпочел отправиться домой один, и сияющая в серебряном лунном свете Венеция стала для меня самой лучшей спутницей. Я решил больше не посещать сомнительные вечера друзей донны Анны, а вернуться к моему любимому Байрону, к моей маленькой Марианне и Тициану, Тинторетто и Веронезе, которым ни за что не нашлось бы места на страницах энциклопедии его светлости.

Вернувшись в ведьмин котел, который представлял собой Рим, я с ностальгической тоской вспоминал венецианских дам – Анну, Марианну, Луизу, Риту, и моя ностальгия никогда не была такой сильной, как во время изнурительной поездки в качестве переводчика, на этот раз с немецкой женщиной, носившей исконно германское имя.

Гертруда Шольц-Клинк, рейхсфрауэнфюрерина, или руководитель организации женщин рейха, решила нанести своим итальянским сестрам долгожданный визит между 27 февраля и 3 марта 1939 года. Я не могу припомнить, кому пришла в голову эта блестящая идея, но, кажется, ее автором был секретарь партии Ахилл Стараче, необыкновенно глупый человек, уступавший, однако, по красоте одному только графу Чиано. Он всегда таял от женских чар, и вагнеровская внешность фрау Гертруды пришлась ему явно по вкусу.

Коллега Стараче в итальянской женской фашистской организации отнеслась к визиту немецкой гостьи с гораздо меньшим энтузиазмом. Маркиза Ольга Медичи дель Васчелло принадлежала к высшим аристократическим кругам и была женой Государственного секретаря. У меня сложилось впечатление, что она принимала участие в сборищах партийной элиты (на которые итальянские мужчины посматривали со своими обычными эротическими мыслями) только потому, что на них она, хотя бы изредка, встречалась со своим кумиром. Этим кумиром был отнюдь не Стараче, которого она считала шутом, а Бенито Муссолини, которым она восхищалась со всем пылом своей души.

Я сказал себе еще до приезда фрау Гертруды, что маркиза станет моим спасением, и не ошибся. Это была остроумная светская дама с очень язвительным язычком, напомнившая мне княгиню Паулину Меттерних, бывшую когда-то королевой венецианских салонов. Она была также женщиной строгих монархических убеждений – еще одна аномалия, которую дуче терпел в своей фашистской стране. К моей тайной радости, она включила в насыщенную программу визита фрау Гертруды аудиенцию у итальянской наследной принцессы. Руководительница женской организации рейха вынуждена была вписать свое имя в книгу протоколов в королевском дворце, а в Милане маркиза угостила ее необычным зрелищем женщин в партийной форме, склоняющихся перед принцессой из Савойского дома.

Самое большое удовольствие получил фашистский Ахиллес. С чисто итальянским умением он украсил всю железнодорожную станцию в честь ее визита, завалив фрау Гертруду, которая совсем не привыкла к таким знакам внимания, целой горой темно-красных роз. Его превосходительство был просто сражен ее сверкающей короной из толстых золотых кос, ее стройной атлетической фигурой и костюмом, который очень шел ей, чего никто не ожидал. Все заметили его смущение на банкете, который он дал в ее честь в отеле «Квиринал». К изумлению своих соотечественников и к ужасу посла фон Макензена, Стараче пригласил фрау Гертруду занять почетную палатку во время следующего парада фашистской молодежи и заявил, что лично будет ее охранять.

У меня были довольно хорошие отношения со Стараче, возможно, потому, что я, в отличие от итальянцев, среди которых только самые тупоголовые члены партии уважали его, делал вид, что принимаю его всерьез. Поэтому я взял на себя смелость заявить, что руководительница женской фашистской организации рейха должна во время своего пребывания в палатке иметь не только итальянского, но и немецкого защитника, и предложил на этот пост его превосходительство Ганса Георга фон Макензена, чем вызвал бурный восторг немецких гостей.

Говорят, что у пруссаков нет чувства юмора, но из всякого правила бывают исключения. Посол затрясся от смеха, и к нему присоединился Стараче. Фрау Гертруда была польщена, ибо на партийных собраниях она никогда не слышала таких предложений, и ей это очень понравилось. Банкет прошел с огромным успехом. Этот случай обогатил мой «фотографический» переводческий репертуар, и я думаю, что именно благодаря тому, что я умел найти выход из подобных ситуаций, я и сделался незаменимым.