Евгений Доллман - Переводчик Гитлера. Десять лет среди лидеров нацизма. 1934-1944

Этим Муссолини подписал свой смертный приговор, а Чиано на этот раз не высказал своих обычных критических замечаний по поводу Германии в целом и своего коллеги из Берлина в частности. Более того, впервые за всю свою жизнь он был очарован Риббентропом и даже его свитой, не понимая, что предмет его кратковременного восхищения представляет смертельную опасность для его страны.

В Милане стояла весна, но Милан – это не тот город, где настроение определяется временем года, как в Риме или Венеции. Вернувшись в Рим, Чиано был «радостно» встречен Ахиллом Стараче, который точно так же был обманут восторгом многочисленных сторонников партии. Боккини уже понял, что он наделал, но было поздно.

Итак, жребий был брошен – Муссолини решил заключить союз с Германией. Вскоре после этого в Берлине состоялось официальное подписание так называемого Стального пакта. Оно сопровождалось холодной и мрачной торжественностью, которая была характерна для всех церемоний национал-социалистов в эпоху Третьего рейха.

С 21 по 23 мая я сопровождал итальянского министра иностранных дел в столицу Третьего рейха. Погода была прохладной, но толпа, которая в то воскресенье, в одиннадцать часов утра, встречала Чиано, устроила ему очень теплый прием, и он это оценил. Чиано шагал вдоль рядов неизбежного почетного караула, словно экзотический южный павлин, а его немецкий коллега, которого очень задел теплый прием, оказанный итальянцу, пытался изобразить радость и признательность. Днем посланника своего друга принял в канцелярии Адольф Гитлер. Все сияли от радости, но, насколько я помню, разговор ограничился лишь выражениями обоюдного уважения. Единственным интересным моментом было то, что в рамках нового пакта Гитлер гарантировал своему итальянскому союзнику гегемонию в Средиземном море.

Граф Чиано так описал свои впечатления от этой встречи: «Я нашел Адольфа Гитлера в добром здравии. Очень серьезным, менее агрессивным. Он немного постарел. Круги под глазами стали еще больше. Он спит все меньше и меньше».

Тем же самым вечером диктатор дал в Старой канцелярии большой банкет. Он велел мне стоять рядом с супругами Аттолико, пока он будет приветствовать итальянских гостей, так что я имел возможность рассмотреть его поближе. Я помню, что его жесты и манеры, в особенности его щедрая раздача поцелуев руки женщинам, были очень похожи на поведение главного регистратора в отеле «Захер» в Вене. Взгляд Гитлера постоянно обращался к элегантной даме, стоявшей рядом с ним, чьи безупречные манеры и очарование резко контрастировали с бесполезными попытками немецких женщин превзойти ее.

Этот контраст стал еще более заметным за длинным обеденным столом. Очаровательная донна Элеонора сидела справа от хозяина, а фрау фон Риббентроп – слева. Гитлер все время смотрел направо и болтал с донной Элеонорой, беспрестанно улыбавшейся ему. К фрау фон Риббентроп он почти не обращался, поскольку она сидела с ледяным выражением на застывшем лице, словно на похоронах какого-нибудь официального лица. Напротив них сидел почетный гость, который с гораздо большим удовольствием поместился бы между двумя из немногих молодых женщин, которых пригласили на обед. К величайшему огорчению Чиано, его усадили между фрау Геринг и фрау Геббельс, которые не знали итальянского языка и которых сильно раздражала ярко выраженная сексуальность их соседа по столу.

Обеды Гитлера даже отдаленно не напоминали те лукулловы пиршества, к которым привыкло римское общество. Меню состояло из закусок, бульона, камбалы, седла барашка, десерта и сыра – дав такой обед, любой современный владелец рурского завода умер бы от стыда.

Пробегая глазами лист приглашенных, я подумал, что было бы хорошо – и это стало бы сенсацией – написать рассказ о днях славы и последующего падения тех, кто присутствовал на этих банкетах, которые газетчики называли «судьбоносными». В этом рассказе царила бы зловещая атмосфера тех шекспировских трагедий, в которых большинство персонажей обречено на гибель. Гитлер, Геббельс, Борман, Ширах, Риббентроп, Канарис, Шпеер, Тодт, Гиммлер, Вайцзеккер, Геринг, Макензен, Лей… Все они гордились в тот день вновь обретенной союзницей и были уверены, что станут господами Европы. И когда звенели бокалы, поднимаемые в честь короля-императора в далеком Риме, разве кто-нибудь мог подумать, что один из главных действующих лиц через шесть лет покончит с собой в бункере канцелярии, а другой, позорно привязанный к стулу, будет убит выстрелом в спину по приказу своего тестя? У фрау Лей, Геббельс, Боулер и фон Браун-Штум, урожденной графини Антинори, не возникло и мысли, что все они обречены. Они весело улыбались и болтали, не зная, что через несколько лет умрут по своему собственному желанию.

Официальная программа визита, лежащая сейчас передо мной, намечала на следующее утро такие мероприятия:

«10.55. Прибытие Е. П. [его превосходительства] королевского итальянского министра иностранных дел в Новую рейхсканцелярию. Посол Киевиц будет ждать Е. П. королевского итальянского министра иностранных дел и Е. П. королевского итальянского посла в Берлине у входа в Новую рейхсканцелярию и отведет их в Мраморную галерею, где они будут встречены доктором Майснером, статс-секретарем Президентской канцелярии, а также обергруппенфюрером СА Брюкнером.

10.58. Рейхсминистр иностранных дел будет ждать Е. П. королевского итальянского министра иностранных дел и Е. П. королевского итальянского посла в Берлине в Большом приемном зале Новой рейхсканцелярии.

11.00. Официальное подписание немецко-итальянского пакта о дружбе и союзе Е. П. королевским итальянским министром иностранных дел и рейхсминистром иностранных дел. После подписания пакта Е. П. королевский итальянский министр иностранных дел и рейхсминистр иностранных дел объявят об официальном заключении пакта о дружбе и союзе между Германией и Италией.

11.30. Фюрер примет Е. П. королевского итальянского министра иностранных дел и Е. П. королевского итальянского посла в Берлине в своем кабинете в присутствии рейхсминистра иностранных дел».

Они торжественно пожали друг другу руки, выражая взглядом взаимную преданность. Я помню, как, переводя слова фюрера, который, как хорошо было видно, был растроган, я старался избегать взгляда Галеаццо Чиано. Я слишком хорошо знал, как он на самом деле относится к вновь обретенному союзнику, и боялся выдать себя.

Люди, выковавшие Стальной пакт, миновали затем с серьезным видом отдающие эхом залы канцелярии и вышли на террасу, где их встретила ликующими криками толпа. Граф Чиано вел себя так, словно он только что вошел в Берлин победителем. Единственным человеком, который выглядел подавленно, был Геринг, который, в отличие от глубоко презираемого им рейхсминистра иностранных дел, не получил звания «кузена короля-императора Италии» – этой чести удостаивались только те, кому вручали высший итальянский орден «Ожерелье Святой Девы».