Гюнтер Банеман - Побег из армии Роммеля. Немецкий унтер-офицер в Африканском корпусе. 1941—1942

– Я не буду поднимать тревогу, правда, не буду! – В его глазах я прочитал мольбу, смешанную с ужасом. Да, он был солдатом, но настоящих боев никогда не нюхал. Он чинил машины и никогда ни в кого не стрелял. Его ужас был неподдельным, когда он увидел направленное на него дуло автомата.

– Ну хорошо, я не буду тебя связывать, но смотри не выходи из палатки, а то мой товарищ не такой мягкотелый, как я, и не замедлит пристрелить тебя, если до того, как я вернусь, здесь начнется беготня. Запомни, его пулемет направлен как раз на твою палатку, – пригрозил я. – До него всего триста метров. С этого расстояния он не промахнется, так что не надейся перехитрить меня, – еще раз предупредил я Вилли, надевая очки и повязывая лоскут себе на лицо.

– Я буду сидеть здесь, – промямлил он. – И никому не скажу, что видел тебя! – в отчаянии попытался он успокоить меня.

– Да уж, лучше никому ничего не говори, Вилли. А то сам пойдешь под трибунал – за то, что не остановил меня и не поднял тревогу!

Он кивнул, соглашаясь.

Я откинул клапан. Снаружи никого не было.

– Сиди тихо, Вилли. Если ты выйдешь из палатки до того, как я вернусь к своему товарищу, тебя разнесет на куски! – сказал я и, уходя, изобразил на лице улыбку.

Через минуту я проехал мимо последних палаток лагеря, ожидая в любую минуту услышать сигнал тревоги, но все было тихо. Вилли, несомненно, поверил в пулемет на холме.

А я подумал, что Йозеф со своим пулеметом охраняет меня даже из могилы.

Оказавшись снова на дороге, я вспомнил о флажке посыльного, который взял с полки командного бронетранспортера в штабе, когда забирал там карты. Этот маленький треугольный вымпел обладал чудодейственной способностью открывать все двери.

Посыльный имел право проезжать без проверки мимо военных полицейских, через блокпосты и КПП. Флажок давал ему не только право свободного проезда, но и освобождал от всякого рода волокиты. Когда посыльный ехал на машине, его вымпел крепился на капоте, чтобы не путать с флажком штабного офицера, который располагался на крыле.

Если же курьер ехал на мотоцикле, то он обычно засовывал флажок во внутренний карман кителя или под гимнастерку, а увидев на дороге блокпост, вытаскивал его. При виде этого маленького вымпела его обычно пропускали без остановки.

Словом, флажок курьера был чем-то вроде волшебной палочки. Я надеялся, что он меня не подведет.

Впереди показалась маленькая арабская деревушка Бумба (Бомба), и я остановился где-то в паре километров от нее. В Бумбе заканчивалась оперативная зона передовой. В этой деревне имелся КПП, где проверяли все машины из прифронтовой зоны, следовавшие на запад – в тыл. Всякий, кто ехал мимо этого пункта, должен был иметь разрешение командира дивизии, отпускное свидетельство или какой-нибудь другой документ за подписью начальства, объясняющий причину его выезда из прифронтовой зоны.

Полевая полиция обычно ставила на дорожном блокпосту двух часовых, в то время как остальные полицейские коротали время в одной из грязных глинобитных арабских развалюх и через определенное время сменялись.

Я заправил мотоцикл, сделал большой глоток воды из фляги и проверил пулемет. Засунув пару ручных гранат за ремень, а «Парабеллум» и запасные магазины в карманы брюк, я повесил на шею автомат. Прямо какой-то передвижной арсенал, а не посыльный, подумал я, но, если мне придется бросить мотоцикл и бежать в горы, только оружие поможет мне отбиться от преследователей.

Если мой мотоцикл выйдет из строя, я смогу продержаться по крайней мере пару суток в горах или в пустыне, даже без воды – в минуту опасности надо будет сохранять способность трезво рассуждать. Флажок посыльного под гимнастеркой вселял в меня уверенность.

Сев на мотоцикл, я быстро поехал в сторону Бумбы. Въехав в нее, я нажал на газ и рванул вперед – все знают, что курьеры ездят очень быстро.

Мимо меня пролетали маленькие уродливые развалины коричневого оттенка. Несколько итальянских солдат, разинув от изумления рты, смотрели мне вслед, когда я проносился мимо, а собака успела добежать до поста раньше, чем я приблизился к нему. Неожиданно в середине дороги я увидел немецкого военного полицейского, который стоял примерно в ста метрах от меня. На обочине я увидел второго часового, державшего в руках автомат и смотревшего, как я приближаюсь.

Не снижая скорости, я подъехал, и полицейский бешено замахал мне рукой, требуя, чтобы я остановился. Я вытащил из-под гимнастерки флажок, который с громким треском развернулся на ветру.

В следующую секунду я чуть было не переехал солдата, который стоял посреди дороги. Я еле успел рассмотреть его, проносясь мимо, но увидел гнев на его лице.

По дороге навстречу мне ехал тяжелый итальянский грузовик «фиат», и тут случилось непредвиденное. Коляску тряхнуло, и в бензобак что-то ударило. На мою правую ногу толстой струей полился бензин. Я вильнул, чтобы не столкнуться с громыхающим мне навстречу грузовиком, и уши резанул дикий визг шин.

Взглянув на бензобак, я увидел в его верхней части дыру размером с мелкую монету. Не решаясь снижать скорость, я зажал ее рукой, чтобы бензин не заливал горячий мотор и мою одежду.

Для меня до сих пор остается загадкой, почему мотоцикл тогда не загорелся. Видимо, Бог услыхал мои молитвы. Брюки мои промокли насквозь, и я в любое мгновение мог превратиться в живой факел.

В меня выстрелил тот полицейский, что держал автомат, и я прекрасно понимал почему. Вилли ведь сообщил мне, что между ремонтными мастерскими и постом поддерживалась телефонная связь.

Но Вилли, видимо, не сразу вышел из палатки, иначе полицейские успели бы перегородить дорогу чем-нибудь тяжелым.

Другие пули не попали в меня, потому что большой итальянский грузовик как раз в ту самую минуту, когда полицейский нажал на спусковой крючок, загородил меня. Выстрелов я не слышал, потому что несся с огромной скоростью и свист ветра в ушах заглушал все звуки, но струя бензина показала мне, что военные полицейские не намерены шутить.

Итак, теперь всем все известно. С этой минуты я превратился в живую мишень.

Через полчаса я свернул с дороги в сторону итальянского лагеря, в котором располагалось смешанное подразделение – впрочем, у итальянцев все подразделения были смешанными.

До того как я доехал до первых грузовиков и палаток лагеря, я постоянно оглядывался через плечо, чтобы убедиться, что меня не преследует какая-нибудь машина, с которой могли бы заметить, куда я свернул.

Объехав палатку и лавируя в толпе солдат, я остановился у грузовика, из-за которого мог наблюдать за дорогой, не будучи видимым сам. Преследователи вряд ли сумеют заметить меня в этом муравейнике.