Мохандас Ганди - Моя жизнь

Поэтому, несмотря на то, что мой дом к началу бурской войны был полон людей, я принял двух англичан, приехавших из Иоганнесбурга. Оба были теософами. С одним из них м-ром Еитчином — вам представится случай познакомиться ниже. Их пребывание в моем доме часто стоило жене горьких слез. К сожалению, на ее долю по моей вине выпало немало таких испытаний. Это был первый случай, когда друзья англичане жили у меня в доме на правах членов семьи. Во время пребывания в Англии я часто жил в семьях англичан, но там я приспосабливался к их образу жизни, и это было похоже на жизнь в пансионе. Здесь же было наоборот. Друзья англичане стали членами моей семьи. Они во многих отношениях приспособились к индийскому образу жизни. Хотя обстановка в доме была европейской, но внутренний распорядок был в основном индийский. Помнится, мне бывало иногда трудно обращаться с ними как с членами семьи, но я могу с уверенностью сказать, что у меня они чувствовали себя совсем как дома. В Иоганнесбурге у меня были более близкие знакомые среди европейцев, чем в Дурбане.

В моей конторе в Иоганнесбурге одно время служили четыре клерка индийца, которые, пожалуй, были для меня скорее сыновьями, чем клерками. Но они не могли справиться со всей работой. Невозможно было вести дела без машинописи. Среди нас умел печатать на машинке только я один, да и то не очень хорошо. Я обучил этому двух клерков, однако они плохо знали английский язык. Одного из клерков мне хотелось обучить бухгалтерии, так как нельзя было вызывать нового сотрудника из Наталя: ведь, чтобы приехать в Трансвааль, нужно было разрешение, а из соображений личного порядка я не считал возможным просить об одолжении чиновника, выдающего пропуска в Трансвааль.

Я не знал, что делать. Дела стремительно скапливались, казалось невозможным, несмотря на все мои старания, справиться и с профессиональной и с общественной работой. Мне очень хотелось нанять клерка европейца, но я не был уверен, что белый мужчина или белая женщина станет служить в конторе цветного. И все-таки решил попробовать. Я обратился к знакомому агенту по пишущим машинкам и попросил подыскать мне стенографистку. У него было на примете несколько девушек, и он обещал уговорить одну из них служить у меня. Он встретился с шотландской девушкой по имени мисс Дик, которая только что приехала из Шотландии. Ей хотелось честно зарабатывать себе на жизнь в любом месте; кроме того, она очень нуждалась. Агент послал ее ко мне. С первого же взгляда она мне понравилась.

— Вы согласны служить у индийца? — спросил я.

— Конечно, — решительно ответила она.

— На какое жалованье вы рассчитываете?

— На 17,5 фунта стерлингов. Это очень много?

— Отнюдь нет, если вы будете работать так, как мне необходимо. Когда вы сможете начать?

— Хоть сейчас, если вам угодно.

Я был очень доволен и тотчас начал диктовать ей письма.

Она стала для меня не просто машинисткой, а скорее дочерью или сестрой. У меня почти не было оснований быть недовольным ее работой. Часто ей доверялись дела на суммы в тысячи фунтов стерлингов, она вела и бухгалтерские книги. Она завоевала мое полное доверие, но что гораздо важнее, поверяла мне свои самые сокровенные мысли и чувства, обратилась за советом при выборе мужа, и я имел удовольствие выдать ее замуж. Когда же исс Дик стала м-с Макдональд, она вынуждена была оставить службу у меня, но даже и после замужества оказывала мне кое-какие услуги, когда мне приходилось к ней обращаться.

Однако теперь вместо нее нужно было найти новую стенографистку, и мне удалось нанять другую девушку. То была мисс Шлезин, представленная мне м-ром Калленбахом, о котором читатель узнает в свое время. Сейчас она работает учительницей в одной из средних школ в Трансваале. Когда же она пришла ко мне, ей было примерно лет семнадцать. Иногда м-р Калленбах и я просто выходили из себя из-за некоторых черт ее характера. Она пришла к нам не столько для того, чтобы работать в качестве стенографистки, сколько стремясь, приобрести опыт. Расовые предрассудки были ей совершенно s. чужды. Казалось, она не считалась ни с возрастом, ни с опытом человека. Она не колеблясь могла даже оскорбить человека, высказав ему в лицо все, что думает о нем. Ее порывистость часто ставила меня в затруднительное положение, но ее простодушие и непосредственность устраняли все трудности так же быстро, как они возникали. Я часто подписывал, не просматривая, письма, которые она печатала, так как считал, что она владеет английским языком гораздо лучше, чем я, и всецело полагался на ее преданность.

Долгое время она получала не более шести фунтов стерлингов в месяц и никогда не соглашалась получать больше десяти. Когда же я стал убеждать ее взять больше, она сказала:

— Я здесь не затем, чтобы получать у вас жалованье. Я пришла к вам потому, что мне нравится работать с вами, нравятся ваши идеалы.

Как-то ей пришлось попросить у меня 40 фунтов стерлингов, но она настояла на том, что берет их только в долг и выплатит всю сумму за год. Ее мужество было равно ее самоотверженности. Это была одна из тех немногих женщин, которых я имел удовольствие знать, чья душа была чиста, как кристалл, а в мужестве она не уступила бы любому воину. Теперь она уже взрослая женщина. Я не знаю сейчас так хорошо ее умонастроений, как в то время, когда она работала вместе со мной, но воспоминание о знакомстве с этой молодой дамой навсегда останется для меня священным. Поэтому я покривил бы душой, если бы утаил то, что знаю о ней.

Работая, она не знала покоя ни днем, ни ночью. Отваживаясь отправляться поздно вечером с поручением, она сердито отвергала всякое предложение сопровождать ее. Множество индийцев обращались к ней за помощью и советом. Когда же во время сатьяграхи почти все руководители были брошены в тюрьму, она одна руководила движением. Она распоряжалась тысячами фунтов стерлингов, на ее руках была огромная корреспонденция и газета «Индиан опиньон», но она, казалось, не знала усталости.

Я мог бы очень долго говорить о мисс Шлезин, но лучше закончить эту главу характеристикой, данной ей Гокхале. Гокхале был знаком со всеми моими товарищами по работе. Многие ему нравились, и он не скрывал своего мнения о них, однако первое место он отводил мисс Шлезин.

— Я редко встречался с такой жертвенностью, чистотой и бесстрашием, как у мисс Шлезин, — заявил он. — Среди ваших сотрудников она, помоему, стоит на первом месте.

Прежде чем продолжить рассказ о других моих хороших знакомыхевропейцах, должен остановиться на некоторых важных обстоятельствах. Однако прежде следует рассказать об одном из знакомств. Мисс Дик не могла справиться со всей работой, нужны были еще помощники. Выше я уже говорил о м-ре Ритче. Я хорошо знал его. Он был управляющим коммерческой фирмы, а теперь соглашался расстаться с фирмой и работать под моим руководством. Он сильно облегчил мне работу. Примерно в это же время адвокат Маданджит предложил мне вместе с ним издавать газету «Индиан опиньон». Прежде он уже занимался издательским делом, и я одобрил его предложение. Газета стала выходить в 1904 году. Первым ее редактором был адвокат Мансухлал Наазар. Но основное бремя работы легло на меня, и почти все время я был фактически издателем газеты. Это произошло не потому, что Мансухлал не мог выполнять эту работу. В бытность свою в Индии он много занимался журналистикой, но никогда не решился бы писать по таким запутанным проблемам, как южноафриканские, предоставляя делать это мне. Он питал глубочайшее доверие к моей проницательности и поэтому возложил на меня ответственность за составление редакционных статей. Газета выходила еженедельно. Вначале она выпускалась на гуджарати, хинди, тамили и английском языках. Но я убедился, что издания на тамили и хинди не нужны. Они не выполняли своего назначения, и я прекратил их издание: я понимал, что продолжать выпуск газеты на этих языках было бы даже заблуждением.