Китти Келли - Жаклин

Ведя разговор с присущим ей чувством юмора, когда дело касалось сексуальной жизни других людей, Джекки не любила распространяться о подробностях своей интимной жизни.

«Единственный раз Джекки дала мне понять, что знает о любовных связях Джека, когда спросила меня, знаю ли я о его романе с Памелой Турнур, — вспоминает Бетти Сполдинг. — Я сказала, что мне ничего не известно об этом. Если б я даже и знала, то ничего не сказала бы ей. Я не имела права вникать в такие вещи. Ее расстроило то, что у ее мужа роман со служащей, которую ей приходится видеть каждый день. Это волновало ее больше, чем то обстоятельство, что ее муж спит с этой женщиной».

Эта связь, которая началась еще в те дни, когда мисс Турнур работала секретаршей Кеннеди в сенатском кабинете, могла бы стать препятствием на его пути к президентству. Если бы он находился под таким же пристальным вниманием со стороны общественного мнения, под которым находились ведущие политики после Уотергейта, ему не удалось бы стать президентом. Даже его пресс-секретарь, Пьер Сэлинджер, признавал в 1977 году, что если бы Кеннеди был президентом в это время, то его выкинули бы из Белого дома через шесть месяцев. Однако в бытность Кеннеди кандидатом в президенты пресса не особенно одолевала его и не лезла в его частную жизнь.

Летом 1958 года, когда Джекки жила в Хианнис Порт, он частенько заглядывал к своей симпатичной двадцатилетней секретарше, снимавшей квартиру в Джорджтауне у мистера и миссис Леонард Кейтеров.

«Однажды ночью мы засиделись допоздна и слышали, как кто-то кидает камешки в окно Пэм, — вспоминает миссис Кейтер. — Мы выглянули на улицу и увидели сенатора Кеннеди, стоящего в нашем саду. Он кричал Памеле, что, если она не спустится вниз, он сам поднимется к ней на балкон. Наконец, она позволила ему войти к ней.

Нас с мужем все все это так заинтриговало, что мы установили магнитофоны на кухне и в подвале, чтобы записывать разговоры в спальне. В следующий раз, когда Кеннеди пришел к ней, мы слышали, о чем они разговаривали в гостиной, а после того как они удалились в спальню, оттуда раздались звуки, говорящие о том, что они занимались любовью.

Могу заверить вас, что он не был разговорчивым любовником, — говорит миссис Кейтер, утверждая, что в гостиной Джек только спросил у своей любовницы, готова ли она, и та ответила, что всегда готова».

Миссис Кейтер сказала, что у нее сложились плохие отношения с квартиранткой и, в конце концов, ей пришлось предложить Памеле уйти с квартиры.

«После того как я выкинула Пэм, ДФК устроил ее в доме Мэри Мейер в Джорджтауне и продолжал навещать ее там. Меня бесило, что этот католик ирландского происхождения, который строит из себя хорошего семьянина, может стать президентом, и я решила действовать.

В те дни я была еще наивной и не представляла, против каких сил я ополчилась. Но я знала, что никто не поверит мне, если я не представлю доказательств, так что в дополнение к магнитофонным записям мы решили представить еще и фотографию.

Вечером 11 июля 1958 года — как странно, что я до сих пор помню эту дату, — мы с мужем поехали на Тридцать Четвертую улицу, где жила тогда Пэм, увидели Кеннеди, входящего в дом, а потом их обоих, садящихся в «Альфа Ромео». Она знала наш автомобиль, так что нам пришлось взять напрокат другой, поменьше размерами. Мы ждали в темноте их возвращения. Вы не представляете, как жутко все это было.

Кеннеди показался около часа ночи. Мой муж ждал его на тротуаре. Он позвал его: «Эй, сенатор», — и Кеннеди повернулся к нему. Когда увидел фотоаппарат в руках моего мужа, он закрыл лицо руками. Затем сказал: «Какого черта вы здесь делаете? Как вы смеете фотографировать меня?»

Я выскочила из темноты: «А как вы смеете баллотироваться в президенты, притворяясь добрым христианином?» Я сказала ему, что и сама католичка и не позволю, чтобы в Белом доме находился распутник. Я протянула ему книгу под названием «Сын ирландского католичества», а он записал номер нашего автомобиля.

На следующий день я позвонила Джо Кеннеди, — продолжает миссис Кейтер. — Он был вполне светским, воспитанным, даже елейным человеком. Он сказал мне, что уезжает в Европу и считает сказанное мною пустяками».

Через несколько дней Кейтеры поехали на своем автомобиле на N-стрит, где жил Кеннеди, и стали ожидать.

«Сенатор вышел из дома, подошел к автомобилю, посмотрел на номер и опять вошел в дом, — вспоминает миссис Кейтер. — Затем он опять вышел в сопровождении какого-то человека и обратился к моему мужу: «Я знаю все о вас и о том, где вы работаете. У вас хорошая репутация, так зачем же вам ее портить? Если вы будете приставать ко мне и моему отцу, я позабочусь, чтобы вы никогда не нашли себе работу в Вашингтоне».

Я выскочила из автомобиля и закричала на него: «У меня есть магнитофонные записи, доказывающие, что вы занимаетесь прелюбодейством. Вы не имеете права быть президентом этой страны!» Мне показалось, что на его лице отразился страх. Он повернулся и ушел».

После того как ДФК отошел от машины, миссис Кейтер сказала своему мужу: «Этому человеку никогда не стать президентом. Он мог бы дать тебе в нос, но он не имеет права угрожать тебе».

Прежде чем миссис Кейтер успела начать свою кампанию по дискредитации Кеннеди, ей позвонил адвокат посла, Джеймс Макинерни, раньше служивший в ФБР. По словам миссис Кейтер, ныне покойный адвокат попросил передать ему записи и фотографию и забыть все это дело, добавив, что если она сделает все это достоянием общественности, то политическая карьера сенатора прервется, а ее муж останется без работы.

«Все католики в стране станут ненавидеть вас, — сказал он, — и ваш муж уже не пригодится своей компании».

Обсудив это дело между собой, миссис и мистер Кейтер сказали адвокату, что всегда хотели иметь какую-нибудь картину Модильяни, и что если они получат ее, то забудут этот инцидент. Макинерни не предоставил им картину, но навестил их несколько раз.

«Он приходил к нам раз девять, а потом я звонила Джо Кеннеди насчет дела сенатора и сказала ему, что я думаю по этому поводу. Он сказал мне, чтобы я не горячилась и что он хотел бы встретиться со мной после моего возвращения из Калифорнии, куда мы собирались отправиться с мужем. Он спросил, когда мы намерены вернуться в Вашингтон, и я сказала ему. Кеннеди готов был встретиться со мной в любом месте, и я пригласила его к нам домой. Затем он спросил, не хотела бы я побывать в съемочных павильонах Голливуда, и я ответила отрицательно. Он сказал, что слышал, будто я человек с характером, и с нетерпением ждет встречи со мной. Похоже, он считал меня глупой ханжой.

Потом я позвонила кардиналу Кушингу из Бостона и попросила его принять меня. Он назначил мне встречу, и я все ему рассказала о моральной неустойчивости сенатора Кеннеди, который не достоин быть президентом. Я сказала кардиналу, что, если Кеннеди будет баллотироваться в президенты, я опубликую в газете материалы о его безнравственном поведении. Кардинал сказал, что он поражен моим рассказом, но лично ничего не может сделать».