Альберт Манфред - Наполеон Бонапарт

Предательство Талейрана повлекло за собой важные последствия. Хотя Александр относился к союзу с Францией гораздо трезвее, чем он изображал это Наполеону, Савари и Коленкуру, он все же считал его отвечающим в тех условиях интересам России и, направляясь в Эрфург, был полон решимости, как это видно из письма к матери [999] См. «Русская старина», 1899, т. 98, кн. IV. , укреплять этот союз. Измена Талейрана и удивительная близорукость Наполеона в свете Байлена произвели на Александра большое впечатление. Если такой человек, как Талейран, к тому же пользующийся доверием императора, призывает бороться с Наполеоном, значит, дела наполеоновской империи действительно плохи. Предательство Талейрана способствовало разладу между союзниками.

12 октября (30 октября) была подписана союзная конвенция между Россией и Францией [1000] Текст конвенции и первоначальные ее редакции: АВПР. МИД, канцелярия, 1808, Erfurt, дело № 3251, л. 1 — 10; ср. ВПР, т. IV (М., 1965), № 161, стр. 359–363. . На основе взаимных уступок был достигнут приемлемый для обеих сторон компромисс. В преамбуле к основному тексту говорилось: «Е. в-во император всероссийский и е. в-во император французов, король итальянский, протектор Рейнского союза, желая придать соединяющему их союзу более тесный и навеки прочный характер…» и т. д. [1001] ВПР, т. IV, стр. 361. «Навеки прочный…»? Два слова эти были запечатлены на бумаге, скрепленной подписями и печатями. Но можно ли было им верить? Сличение окончательного текста конвенции с первоначальными вариантами — проектом и контрпроектом — убеждает в том, что обе стороны искали взаимоприемлемых решений и что, следовательно, союз двух держав они по-прежнему считали необходимым. Признание необходимости союза с Россией побудило Наполеона уступить в существенном для Александра вопросе — об отношениях с Турцией, и статья 8-я конвенции была принята в редакции, на которой настаивали Александр и Румянцев [1002] АВПР. МИД, канцелярия, 1808, Erfurt, дело № 3251, л. I —13; см. также АВПР. МИД, канцелярия, 1808, Erfurt, дело № 3250, Румянцев — Александру 17 (29) сентября 1808 года, л. 4–6; ср. ВПР, т. IV, № 158. .

Затем было подписано обоими императорами послание к английскому королю Георгу III с призывом к миру. По просьбе Наполеона было условлено, что Толстой будет заменен в Париже иным послом. Дела были закончены, настал час расставания.

После показного согласия и долгих пререканий последнее прощальное свидание было неожиданно дружеским. Верхом на лошадях Наполеон и Александр вдвоем — свита на большом расстоянии следовала позади — проехали шагом за город, где Александра ожидали кареты. Они сошли с лошадей и долго еще ходили взад и вперед, оживленно беседуя. Содержание этой их последней беседы так и осталось неизвестным. Они крепко пожали друг другу руки, потом обнялись и расцеловались. Это была их последняя встреча.

Наполеон возвращался в Эрфурт медленно; лошадь шла тихим шагом; он был задумчив и ни с кем не разговаривал.

***

19 октября Наполеон вернулся в Париж. В порядок дня была поставлена война в Испании. Из Германии, из Италии спешно перебрасывались войска на испанскую границу. Правительство объявило дополнительный набор новобранцев. В короткий срок за Пиренеями была сосредоточена стопятидесятитысячная армия, включавшая императорскую гвардию и лучшие, отборные части. Польская дивизия, вместо того чтобы сражаться за свободу Польши, была направлена на юг — душить свободу Испании.

Ради чего велась эта война? Какова была ее цель? Шампаньи в докладе, опубликованном в «Moniteur» и редактированном Наполеоном, заявлял, что эта война ведется ради безопасности Франции; она призвана освободить Испанию от ига «тиранов моря… врагов мира» — Англии. «Английское золото, интриги агентов инквизиции… влияние монахов» объявлялись главными источниками смуты. Но наряду с этими утверждениями, как будто воскрешавшими дух прокламаций 1796 года, в том же докладе звучали прямые угрозы «испанской черни», стремящейся к господству [1003] Corr., t. 17, N 14289, p. 482–486, 1 septembre 1808. .

В разговорах с глазу на глаз, без посторонних Наполеон выражал свои мысли гораздо более откровенно. «Надо, чтобы Испания стала французской… Это ради Франции я завоевываю Испанию» [1004] Roederer. Oeuvres, t. Ill, p. 536. ,— говорил он Редереру, предлагая ему пост министра финансов при короле Жозефе.

В послании Сенату Наполеон писал: «Я возлагаю с доверием новые жертвы на мои народы… они необходимы для достижения всеобщего мира… Французы, у меня нет других целей, кроме вашего счастья и безопасности ваших детей» [1005] Corr., t. 17, N 14293, p. 487–488; Message au Senat, 4 septembre 1808. . Но после стольких лет войны словам о мире переставали верить. Народ не хотел больше войны, он был ею пресыщен. И даже люди далекие от политики не могли не задуматься над вопросом, почему для достижения мира необходимо, чтобы на испанском троне сидел брат императора. Разве безопасность французских детей зависит от того, какой престол занимает Жозеф Бонапарт — неаполитанский или испанский?

В узком кругу, защищенном от всепроникающих глаз и ушей полиции, политика императора подвергалась более резкому и открытому осуждению. Дени Декри, бессменный морской министр, в молодости, до Тулона, приятель капитана Бонапарта, затем державший перед ним руки по швам, в 1808 году получивший титул графа, а позже герцога, говорил людям, которым доверял: «Он (император) сошел с ума, он полностью сошел с ума. Он погибнет сам и погубит всех нас» [1006] G. Lefebvre. Napoleon, p. 303. . Родной брат Жозеф, король Испании, ради которого велась эта война, во время недолгого своего пребывания в Мадриде окружил себя людьми вроде маршала Журдана, известными фрондой против Наполеона, и говорил своим приближенным, что его долг — защитить своих новых подданных от тирании Наполеона [1007] L. Madelin. Histoire du Consulat et de I'Empire, t. VII, p. 228. . Коленкур в Эрфурте в доверительной беседе с императором набрался храбрости сказать, что избранная им система действий, его политика в Германии, в Испании внушают всем страх, все чувствуют себя под угрозой. «Какие же планы мне приписывают?» — спросил Наполеон. — «Господствовать одному». Наполеон пытался оправдать свои действия непредвиденными обстоятельствами— кознями одних, бездарностью других [1008] Caulaincourt. Memoires, t. I, p. 247–249. .

Находились люди, полагавшие, что нельзя останавливаться на полумерах и ограничиваться кулуарной критикой. Летом 1808 года были арестованы генералы Мале, Гюне, Дютерт и несколько офицеров; им инкриминировалась подготовка антиправительственного заговора в целях восстановления Республики. По-видимому, к заговору были причастны Серван, Ланжгоине и, вероятно, Буонарроти; Наполеон дал директиву Фуше не предавать дело огласке [1009] Lecestre. Op. cit., t. I, N 289, Bayonne, 13 juin; B. Melchior-Bonriet. La conspiration du general Malet. Paris. 1963; H. Gaulert. Conspirateurs au temps de Napoleon I. Paris, 1962. . Он не хотел никому давать повода ставить под сомнение его популярность в империи. То ли Фуше, воспользовавшись этими директивами, не захотел выяснить дело до конца, то ли заговор еще полностью не созрел, но дело было приглушено, хотя и внушало Наполеону немалые опасения: он подозревал причастность к нему Бенжамена Констана, Гара и, возможно, Лафайета [1010] Lecestre. Op. cit., t. 1, N 290, 292, 295, 297. и был уверен, что в деле участвуют «анархисты». Мале был объявлен сумасшедшим, но деле не было выяснено до конца. В письме к Камбасересу 29 июня Наполеон писал: «Невозможно быть более недовольным, чем я, поведением министра полиции» [1011] Ibid., N 310, p. 212. . Он требовал, чтобы за Фуше следили. Образ действий герцога Отрантского вызывал худшие опасения. «Что это — сумасшествие или насмешка со стороны этого министра? — спрашивал он Камбасереса две недели спустя. — Объясните мне роль Фуше во всех делах. Он сошел с ума? К чему он стремится?» [1012] Ibid., N 315, 13 juillet 1808. . И все-таки, несмотря на крайнее раздражение и обоснованные подозрения против Фуше, Наполеон оставил его на прежнем посту.