Карл Абсхаген - Канарис. Руководитель военной разведки вермахта. 1935-1945 гг.

Однако Канарис не был бесчувственным и жестоким милитаристом и профессиональным шпионом, каким его часто и охотно рисуют, отличался высоким чувством личной ответственности за все происходящее перед Богом и людьми. Каждый новый союзник, присоединившийся к военной машине Гитлера, означал для него затяжку безумных вооруженных конфликтов, уничтожение культурного достояния, лишние человеческие жертвы и, в конце концов, увеличение перечня обвинений, которые однажды будут предъявлены не только непосредственным виновникам, но всему немецкому народу.

И наоборот, он приветствовал любое ослабление стран оси, которое возвещало скорейшее возвращение мира на многострадальную землю, а для Германии – приближение желанного дня, когда будет свергнута преступная нацистская система правления, принесшая людям неисчислимые страдания. Чем дольше тянулась война, тем отчетливее становилось понимание растущей угрозы всему западному миру. Канарис серьезно опасался, что место разгромленного гитлеровского режима займет большевизм, военная мощь которого необычайно возросла.

В своих мемуарах, касающихся Второй мировой войны, Уинстон Черчилль затронул отношения между франкистской Испанией и державами оси. Удивительно, но, судя по всему, британский премьер как будто сожалел о том, что генерал Франко, которого он называет «узколобым тираном», поставил себе главной целью «удержать свой обескровленный народ от участия в войне». Правильно угадав намерение Франко, Черчилль, однако, ошибался, говоря о роли Канариса в решении вопроса относительно вступления Испании в войну. Как писал Черчилль, через три недели после встречи испанского министра иностранных дел Серано Суньера с Гитлером в Берхтесгадене в Мадрид послали Канариса для урегулирования деталей, связанных с участием Испании во Второй мировой войне. По версии Черчилля, Канарис предложил Франко пропустить 10 января 1941 г. немецкие войска через испанскую границу, чтобы они, в соответствии с планом, могли 30 января атаковать английскую военно-морскую базу Гибралтар. И по словам Черчилля, адмирал был несказанно удивлен, когда Франко заявил ему, что Испания не может в указанный срок присоединиться к государствам оси.

Данный эпизод, который Черчилль, возможно, почерпнул из тогдашних отчетов английских дипломатов в Мадриде, дает совершенно искаженное представление о том, что происходило на самом деле. Во-первых, предложение о вступлении Испании 10 января 1941 г. в войну было передано Франко гораздо раньше лично Гитлером, когда оба государственных руководителя встретились 23 октября 1940 г. в Хендае. Но уже в то время каудильо оценил это предложение весьма сдержанно и, к великой досаде Гитлера и Риббентропа, не принял на себя никаких обязательств относительно сроков.

В первых числах декабря Гитлер поручил германскому послу в Мадриде фон Штореру выяснить, каковы планы Испании по Гибралтару. На запрос Шторера генерал Франко ответил, что из-за недостаточного вооружения и перебоев с материально-техническим обеспечением войск он не в состоянии принять участие в войне в указанный Гитлером срок.

И если Канариса послали в Мадрид, чтобы наряду со Шторером прозондировать у каудильо почву по данному вопросу, то это свидетельствует лишь о склонности Гитлера как во внешней, так и во внутренней политике пользоваться двуконной упряжкой. Гитлер был о Шторере, как и вообще о всех чиновниках министерства иностранных дел, довольно невысокого мнения. Зная о хороших личных отношениях Канариса и генерала Франко, он, возможно, ожидал от миссии шефа абвера более благоприятных результатов. А что у Канариса могло быть другое мнение относительно целесообразности вступления Испании в войну, Гитлеру в тот момент, вероятно, и в голову не приходило.

Уклончивая позиция Франко нисколько не удивила Канариса. Как вспоминают бывшие сотрудники мадридского филиала абвера, Канарис, прежде чем отправиться к главе государства, досконально познакомился с имевшимися в службе материалами, характеризующими состояние сухопутных войск, военно-морских и военновоздушных сил Испании. Располагая этой информацией, он, по словам одного из бывших руководящих работников филиала, намеревался откровенно поговорить с генералом Франко, рассказать ему о своей миссии – согласовать точный срок вступления Испании в войну, – но подчеркнуть, что, познакомившись с положением дел в испанских вооруженных силах, он-де убедился в невозможности для Испании в данный момент принять окончательное решение.

По мнению Канариса, вступление Испании в войну в тот момент обернулось бы несчастьем для всех участников конфликта, и он поступил бы безответственно, если бы стал уговаривать каудильо присоединиться к державам оси в войне, которую считал безнадежно проигранной. Судя по поведению Франко на встрече с Гитлером в Хендае и зная его склонность к осторожности (тем более что в тот период Германия потерпела поражение в воздушном сражении над Великобританией), можно было предположить, что его ответ был бы отрицательным и в том случае, если бы Канарис все же попытался его уговаривать. Тот факт, что Канарис даже и не старался его переубедить, способствовал дальнейшему укреплению доверия Франко к адмиралу.

В дальнейшем Канарису еще не раз приходилось бывать с аналогичным поручением в Мадриде. Но с каждым посещением у него оставалось все меньше надежды, что Франко пойдет навстречу пожеланиям Гитлера, ибо ухудшающееся военное положение Германии лишь усиливало стремление испанского руководителя не ввязываться в опасное дело. В условиях взаимного доверия благоприятно развивалось тесное сотрудничество Канариса с высшими военными чинами Испании, в первую очередь с тогдашним руководителем разведки генералом Вигоном и начальником Генерального штаба Мартинесом Кампосом. Они не пытались что-либо скрывать друг от друга и были предельно откровенны.

С высадкой союзнических войск в Северной Африке позиция Испании вновь приобрела для Гитлера важное значение. Между прочим, это событие стало поводом для многочисленных нападок на абвер. Службу упрекали за то, что она своевременно не предупредила о готовящейся военной экспедиции в Северную Африку, в результате чего немцы не смогли оказать ей достойного сопротивления. Защищаясь от незаслуженных нападок, Канарис представил целую кучу разведывательных сообщений, полученных за несколько недель до десанта, в которых речь шла о запланированной британцами высадке, а в некоторых из них даже называлось точное место выхода на североафриканский берег союзнического экспедиционного корпуса. Канарис напомнил критикам о том, что, как известно, абвер является организацией, добывающей информацию, анализировать же и оценивать ее – задача соответствующих подразделений Генерального штаба. Вместе с тем, справедливости ради, следует подчеркнуть, что на основании предъявленного Канарисом разведывательного материала невозможно было с достаточной степенью вероятности определить место и время высадки союзников и размаха самой операции, которая, несмотря на имевшиеся в его распоряжении сведения, и для Канариса явилась неприятным сюрпризом. Ведь именно в день вступления союзнических войск в Северную Африку он вместе с Пикенброком, то есть с начальником отдела, ответственного за сбор секретной информации, находился в служебной командировке в Копенгагене.