Карл Абсхаген - Канарис. Руководитель военной разведки вермахта. 1935-1945 гг.

Вторжение союзников на африканский континент помогло, между прочим, обнаружить и ликвидировать серьезную организационную брешь в штабе оперативного управления вермахта, которая, пожалуй, в какой-то мере обеспечила англичанам внезапность нападения. Дело в том, что со временем штаб оперативного управления сделался главной инстанцией, где решались крупные вопросы стратегического характера. Однако штаб не располагал специальным отделом по анализу разведывательной информации. Пока немецкое Верховное командование прочно удерживало инициативу и диктовало противнику условия ведения войны, этот недостаток не ощущался столь остро. Высадка союзников в Северной Африке со всей очевидностью продемонстрировала и тем, кто этого еще не заметил, что инициатива в войне перешла к противнику. Для закрытия упомянутой выше организационной бреши создали при штабе оперативного управления так называемый отдел «1с».

Но давайте-ка вновь вернемся к проблеме участия в войне Испании и к той роли, которую при этот играл Канарис. На рубеже 1942–1943 гг., или почти через два месяца после вступления англичан и американцев на североафриканскую землю, ему вновь поручили через своих испанских друзей выяснить: намерен ли Франко защищаться в случае вторжения англосаксов на территорию Испании. С этой целью Канарис в сопровождении Лахоузена выехал в Мадрид. Переговоры с Вигоном и Кампосом прошли без конкретных результатов, ему лишь посоветовали обратиться по данному вопросу к министру иностранных дел графу Хордане, заменившему в сентябре 1942 г. на этом посту Серано Суньера. Однако встретиться с ним Канарис не решался, опасаясь новых осложнений с Риббентропом, очень чувствительным к вмешательству посторонних ведомств – особенно ненавистного ему абвера – в сферу его компетенций. Осторожность Канариса была вполне уместна, ибо несколько месяцев тому назад его друга посла фон Шторера сменил на этом посту фон Мольтке, с которым у него пока не сложились доверительные отношения. Вообще же отношения абвера с немецким посольством в Мадриде были, надо сказать, не самыми лучшими, причем как с самим доктором Дикхоффом, присланным взамен умершего фон Мольтке, так особенно и с советником фон Биброй.

Своими сомнениями и опасениями Канарис откровенно поделился с Мартинесом Кампосом, к которому испытывал чувства искренней симпатии и доверия. И в своих ожиданиях Канарис не обманулся. Кампос нашел путь, позволяющий шефу абвера побеседовать с министром иностранных дел, – он пригласил графа Хордану на чай к себе домой, где в то время проживали Канарис и сопровождавшие его лица.

В этот день идея, внезапно осенившая Канариса, лишила полковника Лахоузена заслуженного и установленного местными обычаями послеобеденного отдыха в доме Мартинеса Кампоса. Пригласив Лахоузена в соседнюю комнату, Канарис начал диктовать ему черновой набросок телеграммы в Берлин, которую следовало через начальника управленческой группы «Аусланд» Бюркнера передать в министерство Риббентропа. Можно себе представить изумление Лахоузена, когда оказалось, что телеграмма содержит квинтэссенцию беседы Канариса и Хорданы, которая еще только должна была состояться через два часа. По словам Канариса, Хордана якобы сказал, что Испания будет сражаться с любым государством, нарушившим ее границы.

К вечеру явился на чай граф Хордана. После обмена обычными любезностями Канарис и Хордана, отойдя несколько в сторону, продолжили разговор наедине, который, судя по выражению их лиц и жестам, протекал довольно дружелюбно, причем Канарис, держа в руке проект телеграммы, обращался к собеседнику по-испански. Когда беседа закончилась и Хордана удалился, Канарис велел зашифровать проект телеграммы без всяких поправок или дополнений и отослать в Берлин.

Возможно, кто-то пожелает спросить: для чего Канарис избрал подобную тактику? Она является типичным примером его излюбленного метода. Канарис нисколько не сомневался относительно характера ответа, который он получит от испанского министра иностранных дел. При его знании испанского менталитета, Канарису было абсолютно ясно, что замена симпатизирующего фашистам импульсивного Суньера таким осмотрительным дипломатом, как Хордана, означала переход от изобретенной Муссолини формулы «военного неучастия» к подлинному нейтралитету. И еще он понимал, что, если испанцы хотят сохранить свой нейтралитет, им придется противостоять вводу в страну и англо-американских войск. Впрочем, такой поворот событий Канарис считал маловероятным, ибо англичанам и американцам было выгоднее иметь за спиной нейтральную, а не оккупированную Испанию. По-настоящему ему не давала покоя мысль о том, что под предлогом отражения предстоящего англо-американского вторжения на Пиренейский полуостров Гитлер мог в любую минуту отдать приказ двинуть на Испанию сосредоточенные в Южной Франции (на случай непредвиденных осложнений) немецкие войска под командованием генерал-полковника Бласковица, надеясь, что испанцы, хотя и скрепя сердце, но все-таки сдадутся без сопротивления. Открыто высказать Хордане свои опасения он, конечно, не мог. Канарис, кроме того, боялся, что ответ испанца на прямой вопрос, касавшийся высадки на полуостров англо-американцев, будет недостаточно однозначным и в Берлине могут его понять как одновременное предостережение и от вторжения немецких войск. Но ведь именно этого он добивался! Отсюда и несколько необычный способ внушить Хордане такую формулировку ответа, которая не противоречила бы его собственной точке зрения и произвела бы в Берлине нужное Канарису впечатление.

Расчет оказался верным. Несколько дней в германском министерстве иностранных дел и в ставке фюрера царило мрачное настроение. Вернувшись из Испании, Канарис предпочел несколько дней не попадаться никому на глаза и сразу же вылетел инспектировать филиалы абвера на Восточном фронте.

Еще будучи в Испании, он не упустил возможности посетить Альхесирас и мог собственными глазами увидеть армаду боевых и транспортных кораблей союзников, сосредоточенных в заливе между Альхесирасом и Гибралтаром. Его пребывание в этом испанском портовом городе пришлось на последний день 1942 г. В новогоднюю ночь Канарис забыл на несколько часов все заботы, тяжелым грузом давившие на его плечи. Остановился он не в гостинице, а в доме начальника местного отделения абвера, осуществлявшего наблюдение за движением судов через пролив. В этот вечер после долгого перерыва Канарис вновь стоял на кухне у плиты в белом фартуке и таком же колпаке и вместе с пожилой испанской кухаркой готовил для себя и верных своих сподвижников традиционную жареную индейку, которую затем дружно и в веселом настроении съели, запивая добрым испанским вином. В этот новогодний вечер Канарис снова был для своих подчиненных, сидевших с ним за одним столом, жизнерадостным и приветливым другом. И они воспринимали это с большой радостью, ибо последнее время под влиянием неслыханного нервного напряжения из-за огромного объема работы, разочарований и огорчений он нередко был резок и нетерпелив, а порой и несправедлив в своих требованиях к сотрудникам. И в этот вечер, следуя давней привычке, Канарис довольно рано лег в постель.