Ришард Болеславский - Путь улана. Воспоминания польского офицера. 1916-1918

Сочные травы, растущие в низинах и на заливных лугах, полковник сравнил с конфетами и предупредил, что как человеку не стоит злоупотреблять сладким, так и лошадям не следует часто давать эту траву.

– Дети любят конфеты, но взрослые ограничивают их в сладостях. А лошади, господа, словно дети. Они с удовольствием едят жирную траву, растущую на заливных лугах. Но она не идет на пользу. Если лошади приходится много работать, ее надо кормить мясом, то есть тимофеевкой и овсом. На отдыхе лошади следует давать больше клевера, то есть овощей. Только нельзя переусердствовать: излишнее количество клевера может вызвать колики и газы. В холодную погоду отдавайте предпочтение овсу. Лошадь вознаградит вас за внимательное отношение. Любите своих лошадей, господа, и они отплатят вам любовью. Если в снежном буране вы потеряли направление, отпустите поводья: лошадь сама найдет дорогу к ближайшей конюшне. Лошадь никогда не даст вам замерзнуть.

Если вы вдруг испугались, но скрываете свой испуг (а именно так должен поступать хороший улан), лошадь мгновенно ощутит ваше состояние и сделает все возможное, чтобы спасти вас от опасности, или фыркнет, удивляясь вашей глупости, и, чтобы успокоить вас, начнет мирно щипать траву.

В пехоте говорят: «Это лошадь несет бравых кавалеристов в атаку». Да, конечно, лошадь, но только в том случае, если она чувствует ваше желание двигаться вперед, к победе. Лошади благородные животные, и вы, мои мальчики, должны всегда об этом помнить. В разговоре с ними не забывайте слово «пожалуйста». Я не встречал лошадей, которые бы устояли против вежливого обращения, чего не скажешь о людях. Как говорил Магомет, кавалерист всегда заходит к женщине с тыла, а к лошади с фронта. Лошадь предпочитает честные отношения, а женщина любит обходные пути…

Страна была охвачена волнением. На расстоянии пяти-шести километров от нас люди убивали друг друга из-за различия политических взглядов. Впереди нас ожидали еще большие потрясения. А здесь, на покрытом ослепительным снегом поле, слушая интересный рассказ полковника и вдыхая приятный запах сена, мы словно очутились в волшебном царстве. Не только мы, но и лошади с удовольствием слушали полковника. Они тихо пофыркивали, словно соглашаясь со словами нашего командира.

На обратном пути полковник несколько раз повторил, что нам обязательно надо получить хотя бы часть этого сена. У нас был месячный запас сена, но полк увеличился на восемьдесят уланов, и мы не знали, что нас ждет в будущем. Полковник был хорошим командиром. На следующее утро он пригласил капитана Рафа и приказал ему отправиться к квартирмейстеру, чтобы получить разрешение реквизировать как можно больше сена.

Капитан Раф получил в начале войны ранение; в его черепе застряла пуля. Пулю не удалось извлечь, и она давила на мозг. Врачи расписались в собственном бессилии, они ничего не могли сделать. Они даже не могли предположить, когда и какой будет исход. Раф казался вполне нормальным, за исключением дней, когда его мучили головные боли. Тогда он скулил, как побитая собака, и ковшами лил воду на свою несчастную голову.

Временами у него случались приступы беспричинной жестокости. Он собирал уланов и заставлял их бежать до тех пор, пока они не падали от усталости, или отжиматься бессчетное число раз. Стоя в центре плаца, капитан Раф отдавал команду за командой, без остановки, час за часом. Если занятия проводились верхом, то капитан заставлял уланов брать барьеры до тех пор, пока с лошадей не начинала падать пена. Тогда он приказывал уланам спешиться, расседлать лошадей, а затем повторить все в обратном порядке. И так по три, четыре, пять раз. При этом он не переставая орал: «Быстрее! Быстрее! Быстрее!» Иначе как пыткой это не назовешь, но, как ни странно, уланы прощали капитана.

Он никогда не говорил на посторонние темы. Кажется, за год тесного общения я услышал от него не больше двадцати фраз, не имеющих прямого отношения к его обязанностям. Он с удовольствием взялся решить вопрос с получением сена. В этот день Раф чувствовал себя хорошо; его на протяжении долгого времени не мучили головные боли.

К тому времени квартирмейстерская служба оказалась под влиянием радикальных групп. Возможно, что, как невоюющее подразделение, служба состояла из людей, которые с самого начала выступали против войны. Среди них были и такие, кто нашел «теплое местечко» и защищал свою позицию. Они были больше красными, чем сами красные.

Капитан Раф узнал, что прежний квартирмейстер, с которым он был знаком, арестован по подозрению в мошенничестве. Не знаю, был он виновен или нет. Во всяком случае, он не делал обувь с бумажными подошвами, не кормил солдат испорченными рыбными консервами. Возможно, он проворачивал какие-то дела на стороне, но, в конце концов, кто только не занимался этим во время войны. Тем не менее он оказался в тюрьме.

Его место занял пехотный ротмистр, небольшого роста, с маленькими нафабренными усами и опознавательными браслетами на обоих запястьях.

Капитану Рафу пришлось серьезно потрудиться, чтобы добраться до этого ставленника новой власти. Для начала он должен был объяснить нескольким людям, кто он и что ему надо. Ему пришлось подписать, помимо запроса, который ему дал полковник, множество требований и около полудюжины заявлений. На это Раф потратил почти половину дня, и только тогда его проводили к квартирмейстеру. Можете себе представить, до какого состояния довели капитана Рафа эти бюрократические штучки. Он находился на грани безумия! Нормальная процедура должна была занимать не больше десяти минут: вы отдавали требование, а затем расписывались в получении.

Ротмистр сидел за столом. Он не встал при виде капитана, но поднял руку в знак приветствия. Звон браслетов отозвался грохотом в голове Рафа. Дверь в комнату осталась открытой; у двери стояли два вооруженных охранника. Они слышали все, что происходит в кабинете квартирмейстера, тем самым он демонстрировал, что честно ведет дела и может позволить себе вести разговоры при открытых дверях в присутствии охраны.

Ротмистр был из пехоты, и, вероятно, поэтому ему не понравился капитан-кавалерист. Кавалеристы всегда отличались элегантностью, а ротмистру, вероятно, очень хотелось шикарно выглядеть. Капитан с презрением относился к пехотным офицерам, но был вынужден тихо стоять и с почтением слушать. Ротмистр прочел длинную псевдополитическую лекцию для единственного, уже сильно взбешенного слушателя.

– Мы представители народа. Мы следим за толстыми буржуйскими коровами, которые сосут кровь пролетариата. Мы положим конец их разгульной жизни… – На этих словах ротмистр вскочил, выпятил грудь и вскричал дискантом: – Этому не бывать, раз я взялся за дело!