Ришард Болеславский - Путь улана. Воспоминания польского офицера. 1916-1918

Для лошади чайная ложка каломели считалась большой дозой. Всыпав в котел порошок, доктор размешал суп большой деревянной ложкой и вместе с Яном, несущим котелки с супом, отправился в свою палатку.

Этой ночью в лагере никто не спал. Отовсюду неслись стоны и проклятия. Темные фигуры со спущенными штанами бегали взад-вперед, натыкаясь друг на друга. Повар страдал вдвойне, не только от поноса, но и от вопросов, который между стонами и проклятиями задавал ему каждый улан: «Что случилось с твоим проклятым супом?» Но хуже всего то, что этой ночью мы не смогли обнаружить доктора. Вместе с ординарцем они спрятались в кустах примерно в трехстах метрах от лагеря и чудесно выспались, завернувшись в несколько одеял.

Мы разбили лагерь в самом центре лесного массива, площадью около четырех квадратных километров. Это был островок девственного леса с молодым подлеском, высокими, совсем юными березками, дубами, соснами, ясенями и осинами. Лет двадцать пять назад этот лес нещадно эксплуатировали: рубили деревья, обдирали кору. Следы варварского обращения с природой были видны и по сей день. Трухлявые стволы-гиганты, некоторые – в два-три охвата, смотрели своими обожженными лицами в небо, а вокруг них прорастала молодая поросль, словно юные рыцари Круглого стола собрались вместе, чтобы охранять могилу своего основателя и вождя. Молодые деревца тянулись вверх, крепко вцепившись корнями в землю, и переплетали ветви, словно водили хоровод вокруг поверженного гиганта.

Молодые, но уже торжественные и мрачные, дубы и сосны упрямо сопротивлялись порывам ветра. Осины, ясени, ивы, сорная трава и папоротники – вся эта лесная накипь шла в наступление на дубы и сосны. Самыми агрессивными были осины. Их семена, разбросанные ветром и дождем, прорастали повсюду: на полянах, в прогалинах, между корнями деревьев, на пнях и поваленных стволах. Они дрожали при малейшем дуновении ветра так, словно наступил их последний день. Мы медленно двигались по лесу и, глядя на эти трепещущие осины, не могли отделаться от чувства, что пробираемся через что-то живое и отзывающееся на наше движение. Мы словно пробирались через толпу карликов, подвижных, заходящихся в смехе. В какой-то момент все осины разом начинали трясти листьями. Или вдруг сгибались, раскачивая ветвями, словно толпа, которая во время выступления клоуна от хохота сгибается, держится за живот и раскачивается в разные стороны. А временами, опустив ветки до земли, осины начинали дрожать, как слуги, хихикающие над шутками хозяина. Темно-зеленые дубы и сосны, едва шелестя листьями, пристально смотрели на эти серебристо-серые маленькие осинки – так люди знатного происхождения смотрят на простолюдинов. Крутятся, трясутся, всюду суют свой нос, до всего им есть дело, вот такие они, эти осины.

В центре леса был лагерь, оставшийся от заготовителей древесины и смолы. Под высокими старыми соснами стояло несколько ветхих лачуг и приземистых сараев. Мы заняли лачуги, а лошадям достались сараи. Судя по всему, единственная грунтовая дорога, ведущая к шоссе, давно не использовалась. Мы решили остановиться здесь на пару дней, чтобы хоть немного отдохнуть и привести себя в порядок. К счастью, вода в старом колодце оказалась чистой и холодной. Но мы ни на секунду не теряли бдительности. Мне было приказано сходить на разведку. Вместе со мной пошел Алекс Гучев, русский офицер, нашедший пристанище в нашем полку.

Мы вышли в четыре утра. В распахнутых шинелях, сдвинув фуражки на затылок, с винтовками за спиной мы ничем не отличались от обычных рядовых солдат, «покончивших с войной» и отправившихся домой, чтобы в полной мере насладиться свободой. В то время по дорогам бродили тысячи таких солдат. Через час на улице все еще было темно, мы вышли к железной дороге, идущей на запад. Параллельно железной дороге бежала проселочная дорога, а точнее, две глубокие колеи, оставленные колесами машин. Рядом с прямыми стальными рельсами, устремленными вдаль, строго на запад, грязная дорога напоминала подвыпившего мужичка, еле передвигающего ноги рядом с подтянутым рослым полицейским. Дорога то поднималась вверх, то падала вниз, сворачивала влево и вправо, услужливо огибала большое дерево и неожиданно, словно взбесившись, мчалась через огромную лужу, однако упорно цеплялась за железнодорожное полотно, следуя за ним с почтительностью и покорностью. Железнодорожные пути, как подобает хорошему полицейскому, следовали в точно указанном направлении и, несмотря на сумасшедший характер дороги, тянули ее за собой. Мы решили идти по дороге и к восьми утра одолели около пятнадцати километров.

Мимо нас простучал по рельсам поезд, шедший на западный фронт. Он шел с такой огромной скоростью, что мы не смогли понять, ехал он порожняком или вез людей. Прошли несколько встречных поездов. Вагоны были переполнены. Люди высовывались из окон, стояли в тамбурах и на ступеньках, сидели и лежали на крышах вагонов, отдельные смельчаки стояли даже на сцеплениях вагонов. Эти поезда шли с фронта. Последним мимо нас прошел особенно перегруженный поезд; он медленно ехал на восток, пыхтя и задыхаясь. Солдаты пели, плясали и громко приветствовали нас. Солдат, сидевший на тендере, весело смеясь, бросил в нас какой-то деревяшкой. Алекс поднял камень и бросил его в солдата. Солдат вскочил и потряс кулаком. Его товарищи оглушительно расхохотались. Армия ехала домой. Солдаты радовались свободе и веселились как могли.

Наконец поезд пропал из вида. Мы шли не снижая темпа, и Алекс вдруг начал размышлять вслух:

– Дурачки, они словно ошалели от счастья. Как дети на переменке. Это сводит меня с ума. Раздражает и злит. Они, видимо, не думают, не осознают, что являются дезертирами… предателями… жалкими и ничтожными личностями. Эти мысли даже не приходят им в голову. Они занимают какую-то отстраненную позицию. Каникулы между тяжелыми испытаниями – вот что это такое. Война была тяжелым испытанием. Испытанием ради высочайшей цели. А они прекратили воевать. Трусы! Предатели! Им не избегнуть наказания! Следующее испытание не заставит себя ждать, я в этом так же уверен, как в том, что утром солнце опять взойдет на небосводе. Это будет возмездие. Они не знают об этом, и я не знаю, что это будет, но возмездие неотвратимо. История отомстит… очень скоро и ужасным способом…

Мне очень нравился Алекс. Он был вдумчивым и добрым, храбрым и образованным Замечательным товарищем. В военном училище наши койки стояли рядом, и частенько мы ночи напролет шепотом обсуждали различные проблемы. Нам было интересно друг с другом. В училище мы стали близкими друзьями, но после окончания наши пути разошлись. Теперь мы опять были вместе, и наша прежняя дружба постепенно возрождалась. Нам было интересно разговаривать и легко молчать. Я обдумал слова Алекса и попытался дать на них правильный ответ: