Андрей Ганин - Атаман А. И. Дутов

Конечно, можно не остановиться на этом и задаться вопросом, куда же подевались упомянутые 5,5 тысячи человек и почему невозможно было мобилизовать вместо 28 тысяч человек все 70 000, о которых пишут некоторые авторы?! Постараюсь дать ответ на этот немаловажный и весьма сложный вопрос. На 1 января 1908 г. казачье население мужского пола в войске составляло 229 461 человека. Распределялось оно в 1908 г. следующим образом (справа для наглядности приведен возраст этих же казаков через 10 лет – в 1918 г.) 2510(см. табл. 13).

Таблица 13

Жирным шрифтом выделены те возраста, которые должны были подлежать призыву в 1918–1919 гг. Всего, по данным на 1 января 1908 г., таких казаков было 119 547 человек. Разумеется, к 1918 г. эта цифра за счет естественной убыли должна была быть значительно меньше. К слову сказать, разница доходила порой до поразительной цифры в 68 %. Например, в поселке Кременкульском в 1898 г. родилось 32 мальчика, однако на 24 августа 1918 г. было зарегистрировано только 10 2511. Какова судьба остальных – умерли ли они, были ли мобилизованы или просто скрывались – не известно.

Итак, по данным на 1 января 1908 г., в служилом составе войска (18–38 лет) числилось 18,6 % мужского населения, т. е. 42 680 человек 2512. По сведениям челябинского историка М.Д. Машина, к 1 января 1916 г. в войске числилось 758 офицеров и 55 356 казаков в возрасте от 20 до 38 лет, причем из этого числа неспособными к военной службе являлись 14 035 казаков. Таким образом, за вычетом неспособных, в общей сложности войско в 1916 г. гипотетически могло поставить под ружье 41 321 казака, что составляло 15,6 % мужского казачьего населения. Дополнительно могли быть призваны 10 младших возрастов войскового ополчения, численность которых составляла 20 304 человека 2513. В итоге при полном напряжении войско могло выставить не более 61,5 тысячи бойцов.

Почему же ни белым, ни императорскому правительству не удалось поставить под ружье еще по меньшей мере 30 000 казаков?! Думаю, ответ на этот вопрос следующий. По статистике – 20–24 % казаков (около 12 000 человек), подлежавших призыву, были негодными к военной службе и освобождались от нее, существовала необходимость в охране станиц и постоянном нахождении в них некоторого количества казаков (охрана арестованных, денежного ящика и т. п., а также, вероятно, на случай угрозы со стороны иногороднего населения и степняков, опасения на счет которых были присущи казакам на генетическом уровне даже многие годы спустя после ликвидации киргизской угрозы; в годы Гражданской войны еще и служба летучей почты). В 1914–1917 гг. многие семьи лишились кормильцев и их сыновья или братья должны были оставаться в станицах при семьях (как единственные сыновья или единственные работники). Наконец, в Первую мировую не было потребности в таком количестве конницы.

К 1918 г. ситуация усугубилась. В ходе Первой мировой войны казаки помимо безвозвратных понесли и небезвозвратные потери (инвалиды, раненые, контуженые, военнопленные – всего не менее 3823 человек 2514), нет статистических данных о потерях войска непосредственно в ходе кампании 1917 г., по всей видимости, значительными были потери войска в ходе Гражданской войны (боевые потери, террор, эпидемии). Часть казаков перешла на сторону красных (по некоторым данным, около 2000 человек 2515), а кроме того, многие фронтовики просто не желали больше воевать ни у белых, ни у красных. Призванные же в связи с территориальным характером комплектования частей всегда имели сильный соблазн разойтись по домам.

Значительно хуже в годы Гражданской войны обстояло дело с наличием конского запаса, истощившегося уже в 1914–1917 гг., сложнее, чем до 1918 г., было обеспечивать войска оружием, боеприпасами, амуницией, продовольствием и фуражом, выплачивать огромной массе мобилизованных жалованье и пособия по выходу на службу, а также обеспечивать оставшиеся без работников семьи. Нельзя забывать и о том, что в 1918–1919 гг. по территории войска почти все время проходила линия фронта и часть казаков неизбежно оказывалась под властью красных. Все эти причины и обусловили невозможность тотальной мобилизации оренбургского казачества.

При этом многие мемуаристы достаточно правдиво, на мой взгляд, описывают опустевшие в результате мобилизации станицы войска. В частности, полковник М.Ф. Воротовов вспоминал о событиях лета 1919 г.: «Грустно, Боже! Как грустно было проходить по опустевшим родным станицам. Казаки все были в частях. Старики все ушли в пластуны… Проходили по станицам, и только одни женщины плачем провожали нас и в последний раз не знали как угостить и накормить…» 2516

В качестве курьеза можно отметить, что даже женщины и старики стремились принять участие в вооруженной борьбе с большевиками. Например, в команду фельдъегерей был зачислен 70-летний вахмистр станицы Верхнеозерной Х. Корабельщиков 2517. В годы Гражданской войны отличилась казачка станицы Нижнеозерной М. Пастухова – участница защиты Зимнего дворца в составе женского ударного батальона. Она пробралась в войско с оружием и наравне с мужчинами приняла участие в сопротивлении красным. Добровольно поступила в 1-й Оренбургский казачий запасный полк, окончила учебную команду, приняла участие во всех боях с 24 декабря 1917 г. по 17 января 1918 г., состояла в партизанском отряде Дутова, затем есаула М.Ф. Шеина, в 29-м Оренбургском казачьем полку. Воевала под Стерлитамаком и Уфой, была ранена. Участвовала в рейде в тыл красным, за боевые отличия произведена во все чины до чина подхорунжего включительно. Перенесла сыпной тиф и, еще не до конца оправившись, вернулась в строй, награждена серебряной медалью президента Французской республики 2518.

В годы Гражданской войны войско дало на фронт немногим меньше людей, чем в годы Первой мировой, что уже говорит об успешности мобилизации. Разница никак не может быть отнесена исключительно на счет нежелания оренбуржцев бороться с большевиками, ведь именно Оренбургское казачье войско стало костяком наиболее мощных казачьих, если их так можно назвать, армий востока России – Юго-Западной и Отдельной Оренбургской. Только уральские казаки, помимо оренбуржцев, смогли также создать свою собственную армию, которая, однако, не играла той роли, какую играли Юго-Западная и Отдельная Оренбургская армии. Выставить же вдвое больше людей, по всей видимости, было невозможно – такая мера поставила бы войско на край гибели в хозяйственно-экономическом отношении. Один из руководителей антибольшевистского движения оренбургского казачества Генерального штаба генерал-майор И.Г. Акулинин писал, находясь в эмиграции: «Обращаясь к недавнему прошлому и учитывая все, что было сделано Оренбургскими казаками в борьбе с красным интернационалом, каждый из нас со спокойной совестью скажет: Оренбургское Войско долг свой перед Россией и казачеством выполнило» 2519. По свидетельству противника, оренбургские и уральские казачьи части были серьезным подспорьем для белых 2520.