Владимир Литтауэр - Русские гусары. Мемуары офицера императорской кавалерии. 1911—1920

В этот период войны и немцы и русские изменили манеру ношения оружия. В начале войны русский солдат-кавалерист нес винтовку и пику; у немецкого кавалериста они были приторочены к седлу. Затем мы поняли, что пика мешает спешившемуся солдату, и приторочили ее к седлу. Немцы, в свою очередь, поняли, что если солдат теряет лошадь, то оказывается безоружным, поскольку все его оружие приторочено к седлу. Поэтому немцы по примеру русских стали носить винтовку за спиной. Кроме того, в нашем полку избавились от мундштучных удил. Опыт войны показал, что они не только не нужны, но даже мешают при движении по пересеченной местности.

В последних числах августа 1-я и 2-я кавалерийские дивизии получили приказ остановить немецкое наступление до прибытия русской пехоты. Немцы оттеснили нас с опушки в глубь леса. Обе стороны провели тревожную ночь. Были моменты полной тишины, но стоило солдату, у которого сдали нервы, открыть стрельбу, как тут же к нему присоединялись другие, и спустя минуту пули свистели в воздухе, как потревоженный пчелиный рой.

Пехота, которую ждали в два часа, появилась только вечером следующего дня. Первым признаком приближающейся пехоты были полевые кухни, двигавшиеся в первых рядах. Затем появилась одна из батарей и, приняв нас за немецкую кавалерию, открыла огонь. Артиллерийский огонь из тыла вполне мог поднять панику. К счастью, этого не произошло; посланный нами курьер быстро заставил их прекратить огонь. Ротмистр Говоров, два офицера и Виленкин были ранены.

Ночью нас наконец сменила пехота, и мы двинулись в тыл. Мы медленно двигались по лесной дороге, заболоченной, ухабистой, в выступающих корнях деревьев. Мы переходили по узким мостам над речками, и один насквозь прогнивший мост рухнул под нашей полевой кухней. Кухню вытянул тяжеловоз, конь по кличке Мишка, которого мобилизовали на войну с пивоваренного завода. Колонне пришлось остановиться, пока гусары, стоя по пояс в воде, вместе с Мишкой вытягивали из речки кухню.

15 сентября русская армия начала отступление к Двине. Наш полк получил приказ прикрывать отступление пехотной дивизии. Нам приказали удерживать противника «любой ценой». Весь день полк сдерживал немецкое наступление. К вечеру немцы подошли так близко, что мы слышали, как немецкий наблюдатель-артиллерист отдает батарее приказы по телефону. Дальше они двинуться не могли, прижатые нашим огнем. Вдруг немецкий лейтенант, командир взвода, поднялся и, спокойно переходя от одного солдата к другому, ударял каждого тростью и командовал: «Вперед!» Солдаты передвинулись на несколько шагов вперед. Наши гусары прекратили стрелять и громко аплодировали лейтенанту. Спустя какое-то время командир взвода нашего 1-го эскадрона Шейнога сделал то же самое с тем же результатом, и теперь уже немцы аплодировали ему.

Когда ночью мы все-таки отступили, связь с пехотой была потеряна. А пехота тем временем спокойно перешла на другую сторону Двины и подожгла мост. Когда мы вышли к реке, уже горели деревянные перекрытия, и стоило лошадям ступить на мост, как он весь загорелся.

В книге фон Позека «Немецкая кавалерия в Литве и Курляндии» дается оценка нашим действиям в ходе летней кампании в Прибалтийских губерниях:

«Русская кавалерия была достойным противником. Личный состав был великолепен. Особенно отличалась в проведении разведывательных операций. Русские разведчики появлялись повсюду и умело использовали ландшафт. Русская кавалерия хорошо умела прятаться, умело маскировала отступление. Русская кавалерия никогда не уклонялась от боя верхом и в пешем строю. Русские часто шли в атаку на наши пулеметы и артиллерию, даже когда их атака была обречена на поражение. Они не обращали внимания ни на силу нашего огня, ни на собственные потери».

В детстве я очень любил карамель «Скирно», которая продавалась в одном или двух магазинах Санкт-Петербурга. Я думаю, что свое название карамель получила благодаря усадьбе Скирно, находившейся южнее Двинска, расположенного на реке Двина. В сентябре 1915 года наш полк занял траншеи рядом с усадьбой. Офицеры разместились в очень уютном доме со всеми удобствами, и во время затишья наша жизнь напоминала обычную жизнь в русской усадьбе в мирное время. Офицеры играли в карты, принимали гостей.

Лес между Скирно и траншеями скрывал усадьбу от немцев, но они знали о ее существовании и время от времени стреляли в нашем направлении. Всего лишь один раз немецкий снаряд разорвался на заднем дворе, когда к нам на завтрак приехал офицер-артиллерист; наш гость был убит в тот момент, когда слезал с лошади.

Во время войны наш полк, единственный в дивизии и один из немногих в русской кавалерии, сохранил полковую столовую. По большей части офицеры принимали пищу, поделившись на группы по эскадронам. Во время стремительно развивавшейся войны столовая, конечно, не могла работать каждый день. Но в период траншейной войны она, помимо своего прямого назначения, играла важную роль в жизни полка. Офицерский корпус полка претерпел значительные изменения. С начала войны были убиты семь офицеров. Из двадцати восьми офицеров, получивших ранения, многие уже не вернулись в полк. Среди убитых и раненых большой процент составляли офицеры, служившие до войны в полку в Москве. Некоторые старослужащие были переведены на сидячую работу. На их место пришли люди, закончившие специальные ускоренные курсы, созданные в военное время. Вновь прибывших надо было в темпе превращать в сумских гусар, и ежедневные разговоры в нашей столовой-клубе позволяли старослужащим познакомить новичков с традициями и духом нашего полка.

Во время нашего пребывания в Скирно в жизни полка не произошло никаких интересных событий. Позже нас перевели в резерв. Если у нас протекала жизнь, не слишком богатая событиями, то пехота вела более чем активную жизнь. В октябре, а затем в декабре пехота пыталась оттеснить противника. В ходе наступлений она несла огромные потери. Как-то в деревню, занятую 3-м эскадроном, прибыл квартирмейстер пехотного полка. Деревня была маленькой, всего из десятка домов. Наш командир эскадрона, зная, что численный состав обычного пехотного полка превышает 4000 человек, спросил квартирмейстера:

– Как, по вашему мнению, мы можем разместить здесь пехотный полк? Нам самим не хватает места.

– Дайте нам один большой сарай, – ответил квартирмейстер. – У нас всего девяносто солдат.

В декабре во время попытки оттеснить немцев нас разместили за пехотным корпусом, который должен был прорвать брешь в немецких линиях. Через образовавшуюся брешь мы должны были прорваться в тыл противника и нанести ему максимально возможный ущерб. В связи с этим мы получили консервы из неприкосновенного запаса. Хотя пехоте не удалось прорвать вражеские линии, гусары съели консервы. Мы вернулись в резерв.