Фриц Вентцель - Обратный билет. Воспоминания о немецком летчике, бежавшем из плена

Из-за раны, полученной еще в Первую мировую, он прихрамывал и его общее физическое состояние было далеко от удовлетворительного, однако стальная воля и кипучая энергия помогали ему держаться в строю. И только когда перед ним замаячила перспектива репатриации, он начал усиленно притворяться больным, и в 1944 году его действительно отправили в Германию. Он был одним из тех, кто вернулся на родину, чтобы там погибнуть. Как участник ополчения, он защищал Берлин от русских и пал в одном из уличных боев.

В нашем лагере икс мы частенько посмеивались над стариной фон Веделем за его спиной. Порой молодость бывает жестока и эгоистична. С тех пор я не раз сожалел о наших насмешках над фон Веделем. Он был прекрасным человеком и одним из тех старых прусских офицеров, для которых превыше всего было чувство долга, который никогда не жалел себя и отдал жизнь за свою родину, пав смертью храбрых.

Нашим признанным лидером по-прежнему был майор Фанельса, за тем лишь исключением, что теперь он носил звание подполковника. Военнопленные не принимали участия в боевых действиях и поэтому не могли сами зарабатывать продвижение по службе, однако очередное звание все же присваивалось им наравне с их воюющими товарищами. Например, я прослужил один год в звании капитан-лейтенанта, прежде чем попал в плен, однако через три года мне присвоили звание капитана 3-го ранга.

Подполковник Фанельса оставался нашим лидером до побега Мюллера, после которого в беседе с комендантом лагеря заявил, что берет на себя всю ответственность за все попытки побега в нашем лагере и считает побег долгом каждого пленного офицера. В результате этой беседы он был посажен в карцер на четырнадцать дней за предосудительное поведение, а также смещен со своего поста.

В действительности работа, выпавшая на долю Фанельсы, была не такой уж легкой. Он не только должен был от нашего лица общаться с властями, но ему также часто приходилось иметь дело с горячими головами в наших собственных рядах. Большинство из нас готовы были до последнего отстаивать свои принципы и взгляды, впрочем, часто благоразумие брало верх и мы готовы были пойти на компромисс. Положение осложнялось тем, что все эти канадские коменданты лагеря были людьми неопытными и к каждому нужно было искать особый подход. В нашем лагере сменилось бессчетное количество комендантов, так как после каждого происшествия – а у нас они случались регулярно – в лагере появлялся новый комендант.

В лагере икс мы пережили короткое лето и красивую осень, которую можно увидеть только на севере Канады, и хотя мы находились примерно на широте Парижа, климат здесь больше походил на Северную Финляндию. Летом к нам даже прилетали колибри, а однажды нас навестил дикобраз, которого совсем не испугало проволочное заграждение вокруг лагеря. Нам казалось чудом, что эти животные, обитающие преимущественно в теплом климате, забрались так далеко на север, но самым большим чудом нам представлялось небо. Мы смотрели на закаты так, словно никогда не видели их прежде, а по ночам часто стояли у бараков и любовались красочными сполохами северного сияния.

В конце концов мы настолько привыкли к нашему лагерю, стоявшему в окружении нетронутой природы, что нам даже стало жаль, когда наша настойчивая голодовка и бомбардировка властей письмами протеста, наконец, возымели действие и нас перевели в другой лагерь, находившийся южнее.

Наш новый лагерь, известный под номером 30, до войны был приютом для умственно отсталых детей. По всей видимости, канадские власти сочли это место более всего подходящим для немецких офицеров. Лагерь состоял из ряда каменных зданий, расположенных в прекрасном парке на юге провинции Онтарио возле Боуманвиля, на озере Онтарио. Климат в этой местности был мягче, чем в других областях Канады. Помимо жилых строений в лагере была столовая, расположенная в отдельно стоящем доме, кинозал, гимнастический зал и даже бассейн. Все это звучало прекрасно, однако, к несчастью, все здесь было предназначено для детей: бассейн был слишком мелок, кровати слишком коротки и так далее. Постепенно мы привыкли к этому и внесли посильные изменения в обстановку, но самым худшим в этом лагере было то, что он был постоянно переполнен. Около 800 мужчин жили в домах, изначально рассчитанных на 300 детей, и когда в один прекрасный день прибыла новая партия пленных из Северной Африки, многие из них вынуждены были в течение нескольких месяцев жить в палатках, а в столовой вместо двух смен мы стали есть в три смены. Это означало, что персонал столовой вынужден был работать целый день напролет.

В этом лагере я провел три с половиной года и здесь встретил всех тех, кого вывезли в Канаду до нас, и тех, кто прибыл после. Среди тех, кто был отправлен в Канаду весной 1942 года, был мой старый товарищ Отто Кречмер.

Отто Кречмер был самым значительным трофеем, захваченным британской противолодочной службой за годы войны. Он был награжден дубовыми листьями к Железному кресту, а за его успехи в последнем походе, который закончился его пленением, он был награжден Рыцарским крестом с дубовыми листьями и мечами – высшей из всех германских боевых наград. Эта последняя награда была передана Кречмеру через Красный Крест, и канадский комендант лагеря вручил ему награду с соблюдением всех формальностей. На счету Кречмера было множество британских и союзнических кораблей общим водоизмещением более 300 000 тонн, а карьера его завершилась благодаря случайности. Он принял участие в атаке на конвой в марте 1941 года и сам потопил не менее шести торговых судов. На обратном пути он наткнулся на группу британских эсминцев и противолодочных кораблей, преследовавших субмарину Гюнтера Прина.

К несчастью для Кречмера, эсминцы засекли его лодку и забросали ее глубинными бомбами. Кречмер вынужден был поднять субмарину на поверхность, а так как запас торпед у него закончился, он вынужден был довольствоваться палубными орудийными установками. Глупо думать, будто с таким вооружением он мог противостоять эсминцам, поэтому он передал азбукой Морзе на ближайший британский корабль, чтобы тот подошел ближе и принял на борт его команду, что и было сделано. Кречмер не потерял ни одного человека, и как только он сошел с палубы субмарины, она тут же затонула. Он ступил на палубу британского эсминца, даже не замочив ног.

Это была поистине черная неделя для подводного флота Германии. Кречмер был третьим тузом, выпавшим из колоды. Капитан-лейтенант Шепке, еще один мой товарищ, был первым из этой тройки. Его субмарина, всплыв на поверхность, протаранила британский эсминец. При ударе самого Шепке зажало на мостике, и освободить его не представлялось возможным. Он приказал своим морякам открыть кингстоны и покинуть судно, а сам ушел на дно вместе со своей субмариной.