Овидий Горчаков - Лебединая песня

Но теперь Ане ясно — исход войны решен, уже видна заря Победы, скоро, очень скоро придут сюда советские солдаты и навсегда загасят огонь Танненберга.

Да, советские солдаты пришли очень скоро, пришли как воины святого и правого дела по дорогам, построенным тевтонцами и пруссаками для грабительского похода на Восток. Пришли и учинили германской армии в Восточной Пруссии такой разгром, перед которым померкли и Грюнвальд и Танненберг. Могучим ударом отсек советский солдат Восточную Пруссию от остальной Германии, отрубив одно из крыльев черного германского орла. Но Ане не суждено было дожить до прихода своей армии, не суждено было узнать, что гитлеровцы, отступая, сами взорвали свой памятник победы и монумент Гинденбургу, похороненному близ памятника на Танненбергском поле.

Ане не дано было встретить и обнять солдат славных Тильзитских, Инстербургских, Гумбинненских, Кенигсбергских, Мазурских, Танненбергских дивизий. Но разве перечень этих почетных наименований советских дивизий не звучит эхом беспримерного маршрута разведгруппы «Джек»! Разве нет на знаменах этих дивизий и ее, Аниной, крови, и крови ее друзей!

В те дни в гитлеровской ставке с часу на час ждали большого наступления советских войск на Висле и в Восточной Пруссии.

В те дни Гитлер в порыве откровенности доверительно сказал одному из своих адъютантов:

— Я с нетерпением жду того момента, когда смогу покончить с собой.

Объединенный советско-польский отряд расположился на хуторе в трехстах метрах от деревни Нова Весь, в доме крестьянина Тадеуша Бжезиньского.

Выставив охрану с одним пулеметом, десантники и поляки-партизаны устраиваются на ночлег в риге и на высоком сеновале. Аня засыпает как убитая, — несмотря на уговоры ребят, она всю ночь несла и рацию, и радиопитание, и вещевой мешок…

В группе Черных много хороших, смелых ребят — Саша Горцев, Миша Филатов, белорус Ванькович, сибиряк Витя Звенцов, польский еврей Шабовский. Но Аня не успевает с ними как следует познакомиться. Из головы по-прежнему не выходят Зина, Ваня, Толя Моржин…

Просыпается она, как в Сеще во время бомбежки, — мгновенно и полностью понимая, что происходит вокруг. На хутор внезапно напали немцы. Караульный дает длинную очередь из «РПД», и тут же во дворе серией рвутся немецкие гранаты-«колотушки», очереди автоматов прошивают стены риги. Прислонившись к стене, сидит капитан Черных. Кровь заливает остекленевшие глаза. Зажигательные пули зарываются в сене, и сено уже дымится… Аня вешает рацию на плечо, подхватывает сумку с батареями, выбегает из ворот риги прямо на огонь немецких «МГ» и «шмайссеров». Убиты Горцев, Филатов, Кузнецов…

Эсэсовцы и власовцы атакуют с запада и северо-запада, со стороны реки Вкра и острова Юранда. Десантники и партизаны на бегу огнем автоматов отгоняют их к ольшанику. Перед хутором остаются пять вражеских трупов. Аня кидается вслед за ребятами в проулок между ригой и хлевом, мельком видит сизо-голубые фигуры эсэсовцев… Низко сгибаясь, бежит она по заснеженному картофельному полю. Ребята впереди и сзади падают, отстреливаясь, один за другим… Пули настигают Звенцова, Ваньковича, Шабовского…

У самой опушки ничком падает радист Иван. Аня, уже добежав до опушки, останавливается, нагибается, чтобы поднять его рацию. Хлопнув точно пистолетный выстрел, в левую руку ударяет разрывная пуля. Над рукой тает дымок. Сначала Аня не чувствует особой боли, но, добежав до леса, бросает взгляд на онемевшую руку, и все плывет у нее перед глазами. Перебитая в кисти рука висит на одних сухожилиях. Свесились разбитые трофейные часы «Лонжин» с искореженным циферблатом. Часы остановились. Друзья снимают с Ани сумки рации и радиопитание. Кто-то из поляков — кажется, Тадеуш Завлоцкий — зажимает ей артерию, Кадет затягивает ремень выше локтя, Сокол наспех перебинтовывает рану, и Аня, силясь улыбнуться, с трудом произносит:

— Ничего, ведь радистке нужна только правая рука!

Разрывные щелкают очередями в кронах голых деревьев — прямо над головой. Отстреливаясь, отходят на восток, в лес, разведчики и партизаны. Аню поддерживают с двух сторон. Позади, за опушкой, остаются подлесные деревни Храпонь, Ситяж, Дзечево…

Шалаш, коробы со смолой, костер и рядом двое встревоженных стариков смолокуров с висячими усами. Дальше идти нельзя. Дальше плавни и незамерзшая река Вкра, быстрая, омутистая.

Аня прислоняется спиной к толстому грабу. Сквозь шум крови в ушах до нее доносятся сказанные по-польски слова:

— Может, у меня в буде?… Да боюсь перепугать детей. Трое их у меня…

— Нет, — слабо проговорила Аня, — меня найдут, всех перестреляют.

— Тогда в кустах на болоте…

— Фамилия как? Павел Янковский? Мечеслав Новицкий? Головой отвечаете!… Аня, мы отвлечем немцев, придем за тобой ночью!

Ребята уходят, унося Анину рацию. Навсегда рвется хрупкая, невидимая ниточка в эфире, рушится Анин радиомост… Аня смотрит вслед товарищам — русским, белорусам, полякам. Намного их осталось. Как под конец в группе «Джек». Больше двадцати смелых, хороших, молодых ребят погибло в этот день у нее на глазах…

Смолокуры ведут Аню болотом. Кругом кочки и кусты, замерзшие окна воды, пни и снег. Гулкое эхо леса вторит грохоту стрельбы.

Старики прячут Аню в почерневшем, припорошенном снегом камыше, в укромном уголке болота, и убегают. Шум стрельбы откатывается все дальше и дальше. Ребята отвлекают эсэсовцев. Вызывают огонь на себя. Но это только первая волна карателей. За ней идет вторая — с собаками, по следам в снегу.

Все громче остервенелый лай. Две немецкие овчарки рвутся с поводков, отыскивая след в торчащей из снега желтой жухлой траве. Тут — следы ног, там — на снегу цепочка алых пятен Аниной крови…

Эсэсовцы наткнулись на старика Новицкого, вернувшегося к шалашу, и тут же расстреляли его. Другой старик, Янковский, спрятался в болоте. Он видит, как немцы останавливаются на краю болота. Они кричат:

— Рус, сдавайся!

Овчарки азартно повизгивают, лают взахлеб, кидаются в голый лозняк, в заросли ольхи. С треском кроша лед коваными сапогами, эсэсовцы идут, обшаривая болото глазами, выставив вперед короткие рыльца черных «шмайссеров». Янковский в страхе отползает в глубь болота. Позади рвется осколочная граната. Он оглядывается — эсэсовцы залегли, один из них истошно визжит. Над болотом проносится дымный вихрь снега и палых листьев. Жалобно скулят овчарки. Обе ранены осколками гранаты и не смогут продолжить поиск. Это спасает смолокура Павла Янковского, единственного уцелевшего очевидца гибели Ани… Высоко в поднебесье с ревом мчится на запад шестерка «ЯКов». Немцы, стреляя, ползут вперед. Их гонят вперед резкие свистки офицера, командира эсэсовской команды по истреблению парашютных десантов. Аня отстреливается до последнего в обойме патрона. Ей удается сразить трех фашистов. Действуя одной рукой, она не может перезарядить пистолет. Аня еще верит в свое счастье. В каких только переплетах не бывала она там, в Сеще и в Восточной Пруссии! Неужели после всего, что пережила там, она — Резеда, Лебедь — сложит голову здесь, на польской земле?