Анатолий Елкин - Ярослав Галан

Осуждаем… альманах как очередную вылазку замаскированного украинского национализма и призываем других членов литгруппы „Горно“ присоединиться к нам в этом осуждении».

Подписи: «Петро Козланюк, Степан Тудор, Ярослав Галан». И дата: «Львов. 26.XI 1934 г.».

Переправлять партийные и антиправительственные литературные документы во Львов, Станислав и Дрогобыч из Нижнего Березова было непросто. Да и не только документы. Нередко обстоятельства требовали присутствия во Львове самого Галана.

Как обмануть, сбить со следа полицию? Приходилось путать след. Однажды, вспоминает Антон Геник, «Галану нужно было по заданию партии поехать во Львов. Он попросил, чтобы я проводил его тайно до вокзала в Коломне. В три часа ночи Галан и я незаметно вышли. Галан хотел запутать след, на который уже тогда пыталась напасть полиция. Дома он приказал говорить всем, что он в Березове: пошли, мол, с Антосем в Рушир, на поле, на заготовку дров.

В Коломыю двинулись пешком, через лес. Миновали его, вышли на околицу села Слобода-Рунгурская и пустились в направлении села Рунгуры (сейчас — село Новая Марковка). Через километра два хода по центральной дороге, еще в темноте, свернули на юг и снова очутились под лесом. Взобрались на небольшой, но достаточно крутой холм, чтобы с него увидеть всю околицу, куда нам идти дальше, чтобы не встретиться с людьми. Когда мы были на этом холме, стоял уже день…»

«Конспирация — залог здоровья», — шутил Галан. Но где-то в глубине души чувствовал, что «везение» вечно продолжаться не может.

Воспользовавшись убийством членами ОУН в Варшаве, в июне 1934 года, польского министра Перацкого, полиция арестовывает Галана как «подозрительного».

Галана отправили в яблоновскую тюрьму, где он провел несколько недель в невыносимых условиях.

Мать Анны — М. В. Геник — вспоминает: «К Ярославу никого не пускали, не давали ему есть. Я ежедневно за восемь километров носила передачу. Меня отгоняли от окна, где за решетками сидел Ярослав. Полиция считала его особо неблагонадежным заключенным». Но получить какие-либо сведения от Галана охранке не удалось, как не удалось и установить его связь со Львовом. Писателя выпускают на свободу.

Галан не потерял связей с коммунистическим подпольем. Это видно хотя бы из того, что на листовке, изданной в 1934 году, с протестом против подготовки войны с Советским Союзом и фашистского террора в Германии, мы находим рядом с именами Тудора, Гаврилюка и Козланюка и имя Галана.

Недреманное око «радетелей» Галана из охранки не знало отдыха. Уездный начальник государственной полиции пан Белянув, как и его коллеги из Львова, также облегчил труд будущих биографов Галана. Он оставил потомству рапорт, преисполненный истинной скорби и негодования: «…После отъезда Галана в июне 1935 года во Львов, как известно мне, компартия послала его в Варшаву, где он имел близкую связь с Владимиром Генсьорским, студентом тамошнего университета, который теперь находится в варшавской тюрьме… Относительно Генсьорского, который родом из Березова здешнего уезда, мне известно, что он до 1934 года был членом ОУН (Организация украинских националистов), однако под влиянием Галана он, как и его сестры Соня и Люба, учительницы в Березове, перешли в компартию…»

Но кто эти люди, о которых повествует пан Белянув? Оказалось, Софья и Любовь Генсьорские — бывшие учительницы. Сейчас — пенсионерки, проживающие недалеко от Коломыи. В те годы, когда их персоны привлекли внимание уездного начальника полиции, они проживали в селе Средний Березов, что раскинулось в четырех километрах от Нижнего Березова.

Когда сестер Генсьорских ознакомили с сочинением пана Белянува, чувства их были весьма сложными.

— Насчет влияния Галана на нашу семью и вступления нас в компартию здесь все верно. Но относительно нашей принадлежности к ОУН пан Белянув явно промахнулся. Мы никогда взглядов националистов не разделяли. Наш отец был русофилом. И, как и отец Галана, три года назад находился за это в концлагере Талергоф. И вообще в судьбе нашей семьи и семьи Галанов было в этом смысле много общего. После прорыва русских войск в Галиции и выхода их на Карпаты в 1915 году в нашем доме размещался штаб одной русской воинской части. Позже, как русские войска стали отступать, они помогли нам эвакуироваться в Бердянск. Володя и мы учились в русской гимназии, подобно тому как и Ярослав Галан, который тогда жил в Ростове-на-Дону. В Бердянске мы встретили Великую Октябрьскую революцию, собственными глазами увидели свободу, добытую рабочими и крестьянами под руководством Коммунистической партии.

Но как бы там ни было, главное начальнику полиции все же удалось разнюхать: Галан действительно многих и многих обратил в свою веру. Многим раскрыл глаза на истинное положение вещей, которое многие люди Верховины не могли ни понять, ни объяснить.

А судьба Анны Геник? Она действительно сложилась трагично. Но рассказ об этом еще впереди.

«Тысячи улиц. Тысячи верст. Тысячи этажей. И всюду одно и то же. Не нужен. Никому не нужна твоя молодость, и твои сильные руки, и твои быстрые глаза. Проклятием тяготеет над тобой наследство — безработица… Звенит цепь, сковывающая тебя, скрежещет ключ, который закрывает, вырастает стена, опоясывающая тебя повсюду, куда ни глянь.

Мрак ночи, неволя и горе, и боль, и слепая тупость. И только временами внезапно заалеет знамя, и раздастся короткий звук выстрела, и пронесется крик, который и сегодня может повториться!..»

Слова этой статьи, написанной Вандой Василевской, открывали первый майский номер газеты «Вальки млодых» («Борьба молодых») за 1936 год и отражали трагедию тысяч безработных, по которым весной этого года открыла огонь фашистская полиция Львова. И не случайно около статьи редакция поместила фотомонтаж: сжатый кулак рабочего на фоне массовой демонстрации и лаконичная надпись: «За социализм и свободу! Против фашизма и войны!»

Фашизм наступал по всему фронту. Организация украинских националистов начала осуществлять свою программу террора и убийств открыто, на глазах всего света.

По специальному приказанию Степана Бандеры, сына греко-униатского попа из села Угринова Старого, близ Калуша, в редакцию Львовской антифашистской газеты «Сила» была брошена бомба. По утверждению бандитов из ОУН, это покушение «должно было продемонстрировать, что с большевиками мы будем бороться подобными техническими приемами».

Одной из первых жертв ОУН явился секретарь советского консульства во Львове Андрей Майлов. 21 октября 1933 года его убил подосланный Коновальцем и Бандерой кулацкий сынок Лемик. Бандитская организация сама призналась в этом убийстве.