Анатолий Елкин - Ярослав Галан

Так работал Галан, не зная, что жизнь уже отмерила ему последние часы и минуты. Впрочем, слова «не знал» не передадут ничего и ничего не скажут.

Он понимал, что его книги вызывают неистовую ярость мракобесов из униатской и националистической шаек, а значит, он знал: каждую минуту он может быть сражен рукой подосланного убийцы.

Но он был солдатом. А солдаты, пока живы, как он говорил, «снова и снова поднимаются в атаку».

Недавние события в Венгрии, Польше и особенно в Чехословакии, когда за спиной у реакционеров, пытавшихся восстановить старые порядки, всегда оказывались «серые преосвященства» из лагеря клерикалов, еще раз убедительно доказали, как прав был Ярослав Галан, призывая освобожденные народы к бдительности и показывая им лицо конкретных врагов и их повадки.

В шестнадцать часов 8 октября 1949 года на людной Академической аллее Львова, поблизости от кинотеатра «Щорс», состоялась встреча двух молодых людей, оставшаяся не замеченной многими прохожими.

Следует сказать, что до этого оба человека, которым предстояло встретиться именно в этом, заранее обусловленном пункте, друг друга не знали. Их фамилии, местожительство, профессия были тщательно законспирированы кличками.

Из кармана серого пиджака одного, по кличке «Славко», как опознавательный знак, торчал сухой желтый цветок.

У другого — «Ромко» — был свежий номер журнала «Новое время».

Не отрывая глаз от засушенного желтого цветка, Ромко, помахивая журналом, осторожно спросил:

— Который час?

— Без пятнадцати четыре!

— Пойдем в кино?

— Нет денег, — отрезал Славко и, как было условлено, предложил следовать за ним.

Оба они не спеша пришли в один из лучших парков Европы, в Стрыйский парк. И в это предвечернее время, как всегда, по аллеям парка шли львовяне, старые и молодые; матери с детьми подолгу задерживались у озера, по которому, изогнув гордые шеи, лениво плавали лебеди. Тихо и очень мирно было в парке именно в эту пору золотой львовской осени, когда начинает желтеть и краснеть листва деревьев, рассаженных так, что особенно осенью они образуют неповторимую, ни на что не похожую гамму цветов. И никто, решительно никто из посетителей Стрыйского парка не мог предположить в этот тихий, спокойный предвечерний час, что на одной из укромных его аллей начинает осуществляться задуманное значительно раньше злодеяние.

— Надо будет кокнуть одного «Совета»! — озираясь но сторонам, шепотом сказал Славко, — так велел «проводник». Но убивать его будешь ты, Ромко, а я буду заговаривать ему зубы…

— Да, я это знаю, — глухо признался Ромко. — «Буй-Тур» сказал то же самое.

Он передал своему чернявому напарнику с длинной, как у гусака, шеей пистолет, или, как его называли в этих краях, «сплюв», и черную ребристую гранату-лимонку.

Другой пистолет и еще одну гранату Ромко оставил себе.

Оба они поднялись из парка по крутой тропинке на взгорье, пересекли линию Детской железной дороги и, свернув на Стрыйское шоссе, стали спускаться по Гвардейской.

По тому, как уверенно шел чуть впереди Славко, можно было судить, что он уже не раз проходил здесь. Спросить его об этом Ромко не решался. Условия конспирации запрещали быть любопытным. И, зайдя во двор высокого каменного дома, дверь его Славко открыл тоже уверенно, как человек, многократно бывавший здесь, и, не глядя на номера квартир, стал быстро подниматься на четвертый этаж, так что его спутник едва поспевал за ним.

У двери, над которой виднелась цифра 10, Славко задержался и прислушался. Чуть слышно за дверью прозвенел звонок. Славко прижался ухом к двери. За ней послышался женский голос. Дверь открыла домработница.

— Писатель дома?

— Нет, но скоро будет. Заходьте!..

Посетители вошли и, не разговаривая друг с другом, присели на стулья.

Вскоре раздался звонок, и в прихожей появилась жена писателя, Мария Александровна.

— А, это вы! — сказала она, узнавая в молодом человеке по кличке Славко знакомого. — Чего ж вы здесь сидите? Заходите в квартиру!

Ромко зашел вторым и, заглянув в соседний кабинет, вздрогнул. Там перед уже тронутым красками холстом сидел, углубившись в свою работу, невысокий человек. Довольно быстро сообразив, что это художник и рисует он портрет хозяина квартиры, Ромко несколько успокоился. Как это выяснилось значительно позже, он тогда подумал: «Значит, убивать будем большого человека, раз его портреты рисуют…»

В это время раскрылась наружная дверь и в комнату вошел Галан. На поводке у него была черно-белая овчарка карпатской породы.

— Добрый вечер! — увидев гостя по кличке Славко, сказал Галан. — Что-нибудь снова случилось?

— Случилось, — поспешно ответил Славко. — Придирается ко мне снова директор института Третьяков за то, что я пожаловался вам на него…

— Как так — придирается? — удивился Галан.

— Ну, подкопы ведет всякие. И я боюсь, как бы он не отчислил меня… Нельзя ли на него управу найти?

— Конечно, можно, — засмеялся писатель. Он спустил с поводка овчарку.

Собака, разъезжаясь на лапах по скользкому, хорошо натертому паркету, подбежала к сидевшему в кресле Ромко и стала обнюхивать его карман, в котором лежал пистолет.

Ромко отшатнулся.

— Она не кусается? — испуганно спросил он жену Галана.

— Нет, он добрый пес. Джим… Только не любит тех, у кого есть оружие.

— Все равно, прошу, пани, уберите собаку! — взмолился напарник чернявого.

Хозяйка увела Джима в кухню. Славко решил продолжить беседу:

— А вы, пане письменник, напишите про нашего директора в журнал «Перец».

— Зачем? Это слишком мелкое дело для журнала.

— Лучше бы написать. Директор будет лучше относиться к студентам, — канючил Славко, подмигнув своему напарнику.

Тот понял: сегодня диверсия не состоится.

— Извините, хлопцы. Меня ждет художник. Мария, напои ребят чаем, а я пойду.

Мария Александровна принесла чай и печенье, присела к столу. Еще недавно она сама была студенткой одного из художественных институтов Москвы и понимала, что значит для студента, живущего на стипендию, лишний завтрак.

Перед тем как попрощаться, Ромко зашел в кабинет писателя, оглядел его.

А на улице, когда они шли вниз по Гвардейской к трамвайному парку, поглядывая с опаской на серое здание областного Управления Министерства государственной безопасности, Славко тихо и со злостью сказал:

— Что сдрейфил? Ты никогда не убивал?

— Приходилось… Но как же здесь убьешь без шума? Видел, сколько людей было? Придется в другой раз…

На углу улицы они расстались.