Наталья Баранова-Шестова - Жизнь Льва Шестова. Том 2

Местечко нашлось на носу, где дул пронизывающий ветер. Туда же скоро пришли оба капитана двух пароходов, принесли жаровню с угольями и угостили нас чаем. Капитаны уселись, поджав ноги и начали довольно затруднительный разговор больше при помощи жестов. Все же понять друг друга мы смогли и почувствовали взаимную симпатию. Из разговора выяснилось, что арабы сначала не хотели взять нас на свой пароход, думая, что мы персы, которых они очень не любят. Потом, уже узнав, что мы французы, они наотрез отказались взять от нас плату за проезд. «Вы скажите англичанам, что нам заплатили, а деньги возьмите себе».

Эти арабы очень симпатичный народ; странно, почему они везде так плохо уживаются со своими соседями.

Не хочу Вас очень утомлять, Лев Исаакович, этими описаниями. Скажу сразу, что мы доехали до Ахваза, продрогшие от холода, лишь к четырем часам дня. По прямой линии тут не больше пятнадцати километров, но Карун делает такие зигзаги и течение его так быстро, что нам понадобилось двадцать часов, чтобы добраться до места.

Потом Володя подробно описывает свое пребывание в Ах- вазе и осмотр места, куда предстояло перевести лагерь. Окончив дела, Володя и его товарищ вернулись обратно в лагер тем же путем, каким и приехали. Для поездки по реке Карун им предоставили специальный катер:

Мы отплываем от Ахваза уже довольно поздно — в семь с половиной часов вечера. Не успев поужинать, но захватив с собой две бутылки пива и солидный пакет с сандвичами. Не могу без благодарности судьбе вспомнить об этой поездке по черной реке под усыпанным звездами небом. Огоньки Ахваза скоро скрылись позади. Справа и слева пустыня. Кажется, что, несмотря на шум мотора, слышна ее тишина. Сверху звезды. Вот и все. Скоро ночной холод начал пробирать нас до костей. Три араба, капитан, помощник капитана и механик, каким-то образом ухитрились сварить чай и предложили нам. Я завернулся с головой в свой спасительный мешок и прикурнул на багаже. Эта поездка длилась пять часов. В половине первого показался огонек фонаря около нашей палатки на берегу.

Сразу полегчало на душе. Наши в лагере очевидно услышали распоряжение о переезде: часть лагерного багажа уже находилась на берегу. Остаток ночи я решил провести под открытым небом. Расставил походную кровать и залез в мешок.

Прошла неделя с момента нашего отъезда из лагеря.

Утром мы вернулись в лагерь верхом: на берегу для нас были приготовлены лошади.

Приятно было снова увидеть свою палатку. (Написано 25 января 1938 г. в Ахвазе, где Володя остановился на несколько дней при переезде в новый лагерь).

Получил твое огромное, великолепное письмо, — отвечает Шестов Володе, — и ты вряд ли можешь себе представить, сколько радости я испытывал, читая описание твоего путешествия! Поистине ты «сподобился» увидеть такие чудеса Божьего мира, какие редко кому удается в жизни увидеть. Даже при чтении письма душа загорается светом, что же ты должен был испытать — когда все своими глазами видел. Когда Наташа пришла, она нам еще раз вслух его перечла и опять было так радостно на душе, как будто в первый раз слушали. Дай Бог, чтоб и дальше у тебя так было.

У нас нового мало. Поправляюсь понемногу — по поговорке: болезнь входит пудами, выходит золотниками. Надеюсь к твоему приезду совсем поправиться.

Целую тебя много раз и крепко и шлю тебе большое

и искреннее спасибо за твое письмо. [20.02.1938].

*

В это время Шестов получил от Гастона Дерике брошюру «Puissancedumensonge.Contributional'etudedesmythes», вышедшую в Брюсселе в издательстве «Руж э Нуар». Шестов о ней пишет Фондану и с ним о ней беседует:

Я получил также книжечку Гастона Дерике… в которой речь идет о вас и обо мне. Книжку стоит прочитать! Когда вы придете ко мне — надеюсь, это будет скоро, — я вам ее покажу. (9.03.1938, Фондан, стр.152).

Он читал Киркегарда, он читал меня. Он нас даже называет титанами мысли. Но что он делает с этими титанами? (Фондан, стр.154, 155).

А.Лазарев уже несколько лет изучал французского философа Жюля Лекье (JulesLequier) и часто беседовал о нем с Шестовым. Заручившись согласием Леви-Брюля принять работу о Лекье, Шестов уговаривает Лазарева начать писать статью. В октябре 1936 г. он пишет ему:

Знаю, что Вы не послушаетесь меня, но все-таки, выражаясь торжественно, считаю своим долгом сказать Вам, что я думаю. По-моему, Вам нужно прекратить дальнейшие предварительные работы и немедленно приступить к писанию статьи о Lequier. Того, что вы мне говорили о Lequierи Grenier, больше, чем достаточно для статьи. И все это в Вашей голове так уложилось, что если бы Вам это удалось только перевести на бумагу, статья вышла бы превосходной. Особенно убедила меня в этом наша последняя беседа.

Статью Лазарев написал, очевидно, в 1937 г.; в начале 1938 г. Шлецер перевел ее на французский, и Лазарев послал ее Леви-Брюлю. Шестов передает Лазареву мнение Леви-Брюля о статье;

Сейчас получил письмо от Леви-Брюля. Он пишет о Вас: «L'articledeM.LazareffinteresserasurementlelecteurdelaRevuePhil, etjevousremerciedemeГ avoirsignale. Je ne ferais peut-etre pas, quant a moi, une place si im- portante dans Thistoire de la philosophie frangaise a la pensee de Lequier, mais je reconnais qu'il vaut la peine d'en parler et M. Laz. le fait excellement en une langue irreprochable» [100]Чего лучше? Ужасно рад за Вас и спешу с Вами поделиться радостью. [9.03.1938].

Русский текст статьи Лазарев послал Бердяеву. Статья в скором времени была опубликована: по-русски в журнале «Путь», авг./окт. 1938, под заглавием «Философский замысел Жюля Лекье», и по-французски в «Ревю Филозофик», сент./окт. 1938, подзаглавием «L'enterprise philosophique de Jules Lequier».

Статья Лазарева о Лекье, — говорит Шестов Фондану, — очень хороша. Лазарев хотел говорить обо мне, но я ему отсоветовал. Попросил его даже не произносить моего имени. Пусть сравнит Лекье с Киркегардом, который очень знаменит, даже во Франции. Те, кто меня знает, и такпоймут. Важно правильно поставить вопрос. (Фондан, стр.166).

До появления статьи в «Пути» Бердяев предложил Лазареву прочесть доклад о Лекье в Религиозно-философской Академии.

*

27 апреля 1938 г., на 80-м году жизни, скончался Гуссерль. В мае редакция журнала «Русские Записки» обратилась к Ше- стову с просьбой написать статью о Гуссерле. Шестов предложения принять не мог, так как еще не достаточно оправился после болезни.

Написать о Гуссерле — необычайно для меня соблазнительно, — пишет он в редакцию. — Но работа эта очень сложная и нелегкая… И в обыкновенное время я бы с такой задачей (при малых размерах статьи, коротком сроке и требовании доступности для большой публики) вряд ли справился. Но сейчас, когда, хоть я и окреп после болезни, но все же еще принужден держаться строго режима — это мне совсем не по силам и, как мне это ни огорчительно — я взяться за это не могу. (29.05.1938).

В скором времени редакция возобновила просьбу о статье. Шестов отвечает: