Агата Кристи - Расскажи, как живешь

На ленч мы обычно ограничиваемся холодным мясом и салатом, но Али, вероятно из тщеславия, решил покорить нас своими кулинарными талантами, так что на раскопе нам приходится есть ломтики непрожаренных баклажанов, остывший жареный картофель, куски задубелого «бифтека» и салат, заправленный майонезом так давно, что он успел превратиться в сплошной жирный зеленый кисель.

Максу жаль огорчать Али — но, говорит он, придется охладить его благородное рвение.

Мы обнаруживаем, что, воспользовавшись перерывом на ленч, Абд эс-Салам выступает перед рабочими с длинной выспренней речью, признаться, довольно тошнотворной.

— Посмотрите, какие вы счастливые! — восклицает он, взмахивая руками. — Разве мало для вас делается? Мало о вас заботятся? Вам разрешено приносить пищу сюда и есть ее во дворе! Вам платят огромное жалованье, — не важно, найдете вы что-нибудь или нет. Разве это не щедрость, не благородство? И это еще не все! За каждую вашу находку вам еще и доплачивают. Хваджа заботится о вас, как отец родной, он даже следит, чтобы вы не изувечили друг друга. Если кишки ваши заперты, он отворяет их прекрасными снадобьями! Вот как вам повезло! Но его великодушие поистине безгранично! Вспомните: кто вас избавляет от жажды во время работы? Разве вам приходится самим добывать себе воду? О нет! Хваджа по доброй воле доставляет вам воду прямо на холм. Воду возят на тележке, запряженной лошадью! Вы только подумайте, на какие расходы идет ради вас хозяин! Вам очень повезло — работать на такого человека!

Мы потихоньку ускользаем, и Макс задумчиво спрашивает: почему никто из рабочих не прикончит Абд эс-Салама? Лично он сделал бы это обязательно!

Кочка возражает: рабочим эти разглагольствования нравятся. И он, похоже, прав. Они энергично кивают, соглашаясь. Один другому говорит:

— Да, все верно. Нам привозят воду, это настоящая щедрость. Он прав, мы счастливые люди. Этот Абд эс-Салам мудрый человек.

Кочку раздражает подобное раболепство, но я не совсем с ним согласна. Вспоминаю, как все мы в детстве любили сказки о добрых и благородных людях. А арабы, даже будучи взрослыми, сохраняют эту детскую непосредственность. Старый Абд эс-Салам им больше по душе, чем молодой и не столь почтительный Алави.

Кроме того, выясняется, что Абд эс-Салам — великолепный танцор; по вечерам во дворе нашего дома в Браке собираются мужчины и часами пляшут под его предводительством. Как они могут после этого вставать в пять утра и идти на работу — для меня великая загадка. Как и то, что обитатели деревень в трех, пяти и даже десяти километрах от раскопок ухитряются прибывать на работу минута в минуту. Часов у них нет, а им приходится вставать кому за двадцать минут, а кому и за час до восхода солнца. И как им это удается! Столь же удивительно видеть их после фидоса — за полчаса до заката: в воздух летят пустые корзины, слышится хохот, и люди, подняв кайло на плечо, бегут — да-да, именно бегут, а не идут домой в деревню — за несколько километров отсюда! В течение дня у них только два перерыва: полчаса на завтрак и час на ленч.

Питаются они, по нашим понятиям, очень скудно. Конечно, работают они, что называется, с ленцой, — если не считать внезапных вспышек энергии среди дня, сопровождаемых взрывом общей веселости, — но ведь это тяжелый ручной труд! Пожалуй, кайловщику легче остальных — разбив кайлом твердую как камень землю, можно посидеть, покурить, пока землекопы совковыми лопатами наполняют корзины. Корзинщики не имеют таких перерывов, поэтому с полным моральным правом устраивают их себе сами-то еле-еле плетутся, то чересчур долго роются в высыпанной земле.

Вообще народ здесь в основном очень здоровый. Воспаление глаз или запор — вот, пожалуй, и все здешние болезни. Западная цивилизация принесла им также туберкулез, но все равно живучесть местных обитателей поразительна.

Бывает, в драке один другому рассечет голову, кровь хлещет, на рану страшно смотреть Пострадавший просит сделать ему перевязку и очень удивляется, когда мы отсылаем его домой. С чего бы это он бросит работу? Ах, это! Так ведь голова совсем не болит! И за два-три дня рана полностью затягивается, несмотря на ужасающие снадобья, которыми он, несомненно, лечится дома.

У одного рабочего на ноге образовался обширный абсцесс. Макс приказал ему отправляться домой, поскольку у бедняги явно поднялась температура.

— Не бойся, я оплачу тебе полный рабочий день.

Тот, поворчав, уходит. Но после полудня Макс снова видит его на раскопке.

— Ты почему здесь? Я же отправил тебя домой!

— Да ведь я и пошел домой, хваджа. — Между прочим, деревня его в восьми километрах. — Пришел, а там такая скучища. Поговорить не с кем. Одни женщины! Я и пришел назад. И правильно сделал — нарыв-то прорвался!

Сегодня возвращаемся в Шагар, а полковник и Кочка нас сменяют. Какое это блаженство — вернуться домой! По прибытии мы обнаруживаем, что полковник везде развесил оскорбительно-угрожающие записочки. Кроме того, он учинил такую уборку, что найти что-либо невозможно. Мы обдумываем ответные действия. Наконец решаем вырезать из старых газет снимки миссис Симпсон и развесить их в комнате полковника.

Накопилось много неотпечатанных фотографий. День весьма жаркий, и когда я выбираюсь из темной комнаты, то чувствую, что вся заплесневела. Когда я проявляю снимки, слуги должны снабжать меня относительно чистой водой. После того как основная грязь осядет на дно, воду фильтруют через вату, и, к тому времени, когда я берусь за негативы, в ней попадаются разве что песчинки и пылинки, нападавшие из воздуха. Качество вполне приличное!

К Максу подходит один из рабочих и просит отпустить его на пять дней.

— Куда?

— В тюрьму!

Сегодняшний день войдет в анналы как день спасения утопающих. Ночью прошел ливень, и наутро земля превратилась в кисель. Около двенадцати на горизонте появляется всадник. Он дик и неистов, словно тот гонец, что доставил добрую весть из Гента в Ахен. Весть, правда, недобрая. Оказывается, Кочка и полковник отправились сюда и по пути забуксовали. Всадника мы тотчас же отправляем обратно с двумя лопатами, а сами срочно высылаем спасательную экспедицию на «Пуалю». Пятеро мужчин под началом Серкиса, прихватив лопаты и доски, с веселой песней отправляются в путь.

Макс кричит им вслед, чтобы они сами не забуксовали. Именно это и происходит, но, к счастью, всего в нескольких сотнях ярдов от застрявшей «Мэри». Ее задняя ось глубоко увязла, а пассажиры выбились из сил, в течение пяти часов пытаясь вытащить ее из трясины, и успели дойти до умопомрачения от визгливых выкриков Мишеля, который только и знает, что вопит свое «Forca!» и включает третью скорость, надеясь на чудо. С помощью дюжих парней (специально отобранных в спасательную команду) и под более квалифицированным управлением Серкиса «Мэри» наконец вырывается из своего плена, обдав всех грязью с головы до пят и оставив позади зияющую яму, которую полковник тут же окрестил «Могилой „Мэри“.