Яков Гордин - Три войны Бенито Хуареса
- Название:Три войны Бенито Хуареса
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:Политиздат
- Год:1984
- Город:М.
- ISBN:нет данных
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Яков Гордин - Три войны Бенито Хуареса краткое содержание
Перу Якова Гордина принадлежат повести о Северной войне — «Пусть каждый исполнит свой долг», о декабристах — «После восстания», о гибели Пушкина, о Толстом, о первом русском историке Татищеве. Ленинградскими театрами поставлено несколько пьес писателя на исторические темы.
Новая повесть Я. Гордина «Три войны Бенито Хуареса» рассказывает о судьбе национального героя Мексики, возглавившего в середине XIX века борьбу патриотов с реакционными и своекорыстными генералами и церковниками, а затем и с французскими интервентами.
Экономические кризисы, контрреволюционные мятежи, угроза иностранного вторжения, слабость и отступничество вчерашних союзников — ничто не могло сломить волю Хуареса, индейца из горного селения, ставшего вождем мексиканского народа, мудрым и дальновидным политиком.
Три войны Бенито Хуареса - читать онлайн бесплатно полную версию (весь текст целиком)
Интервал:
Закладка:
Дон Хенаро потряс перед своим лицом огромным пальцем. Они шли дальше.
— Я думал, что это — в последний раз. Но вот — неделю назад — снова. Пришлось… Троих… Совсем молодые. Но очень злые. Так ведь можно и привыкнуть, а, сеньор президент?
Он говорил почти угрожающе, Хуарес молчал.
— Что ужасно, сеньор президент, ужасно — никто в наше время не может остаться в стороне. Господь, который прежде назначал каждому его жребий, отвернулся от нас — и все перемешалось в Мексике. Никто не может жить так, как он хочет. Пусть бедно — но по-своему! Политики всех заставили воевать. Вы отворили врата страны и впустили смерть. Вы призвали смерть судить ваши споры… Я умоляю простить мою дерзость, сеньор президент, но я приехал спросить вас — когда все это кончится?
Дон Хенаро говорил все это, глядя перед собой. Теперь он решился и посмотрел на президента. Тень от надвинутой шляпы падала на лицо Хуареса, и на этом неподвижном лице стеклянно сверкали глаза. «Он не слушал меня! — подумал Хенаро с отчаянием и стыдом. — Что ему мои речи? Зачем я приехал?..»
Хуарес медленно повернул к нему голову. Лицо его ожило, лицевые мышцы расслабились.
— Я не стану лгать вам, дон Хенаро. Мы могли избежать гражданской войны. Мы могли избежать и нынешней войны — с французами. Для этого нам надо было сделать совсем пустяк — уступить, уйти. Так делали многие достойные люди нашей партии. Они уходили и ждали, пока обстоятельства не изменятся. И возвращались. Чтобы снова уйти. И так — тридцать лет.
— И людям не приходилось убивать друг друга…
— Приходилось. Но меньше. Однако опасность была в другом. Эти временные капитуляции перед злом, дон Хенаро, тоже могут войти в привычку. И что тогда? Ваша воля оскудевает, ваша душа погружается в уныние. И самое страшное — вам надоедает это бессмысленное круговращение. Ваши потомки рождаются вялыми, покорными судьбе. Вот самое страшное, что может ожидать народ, не желающий драться за свои права, — вырождение. Не кровь, не смерть — вырождение. Если мы уступим, мой дорогой друг, мы скоро станем нацией рабов. Мы должны драться — у нас нет другого выхода…
— Легко говорить, — тихо сказал дон Хенаро.
— Да, легко говорить. Но не все и не всегда. Я знаю вас почти всю жизнь, дон Хенаро. Я знаю вашу честность и благородство. И я скажу вам то, что никому не говорю. Даже Маргарите… Нас ждут страшные испытания, мой друг. Противник получит подкрепление и двинется на нас. Нам не отстоять столицу. И придется прибегнуть к страшному, но неизбежному средству — герилье. А сколько она продлится? Я знаю, мою семью снова ждут скитания, а быть может, и чужбина. И суждено ли мне будет снова увидеть моих детей? И что ждет меня? Разве не чудо, что я еще жив? Но раз мое сердце не разорвалось от горя и сострадания, раз меня не убили из-за угла и не расстреляли, — значит, мой долг еще не исполнен. Поверьте, мой друг, я лучше вас знаю, сколько прольется крови, но знаю и другое — мы уже победили, мы совершили нашу революцию и ничто не может отнять у нас нашу победу. А эта война — другая война. Поверьте мне, она будет целительна, она объединит страну… А доживем ли мы?.. Разве это так уж важно? Мужчина в Мексике всегда должен быть готов к смерти. Особенно политик и солдат. Не так ли?
Дон Хенаро печально кивнул.
— И не говорите никому… Пускай они думают, что я сделан из железа. Так всем спокойнее…
— Людей можно обмануть, — сказал дон Хенаро, вытягивая свою коричневую морщинистую шею, как будто высматривая что-то на горизонте. — Но что вы скажете господу, когда он призовет вас к ответу в день суда?
Хуарес остановился и долго смотрел туда же — вдоль улицы, открывавшейся на пустырь. Потом ответил:
— Я скажу ему: ты возложил на меня этот крест, и я не посмел бросить его. Суди же сам — достойно ли я прошел свой путь. Вот что я скажу в день суда, дон Хенаро. А вам сегодня скажу еще — мы уподобились бы кондорам, живущим чужой смертью, если бы ушли и отстранили от себя вину и ответственность. Мы готовы ответить своей жизнью и честью, дон Хенаро, и призываем к этому всех… Господь отвернулся от нас, говорите вы? Возможно. Но не для того ли, чтоб посмотреть — на что мы сами способны!
ОТ ЗАГОВОРА — УВОЛЬТЕ
Октябрьским днем 1869 года Иван Гаврилович Прыжов и Андрей Андреевич Гладкой сидели в том же московском трактире, где впервые разговорились весной пятьдесят третьего.
Сам трактир изменился мало — те же широкие темные столы, те же толстые стаканы с чаем, тот же пористый душистый хлеб на плоских тарелках. Только половые стали иными. Вместо упитанных парней, разбитных и веселых, двигались по залу бойкие и снисходительные молодые люди, поджарые и щеголяющие изяществом жестов. Гладкого это сильно забавляло.
Неделю назад, сразу по приезде в Москву, он случайно увидел Ивана Гавриловича на улице. Тот шел с каким-то невзрачным человеком, которого Гладкой не рассмотрел, ибо и не рассматривал. Иван Гаврилович шел, опустив голову, и слушал того человека. Гладкой двинулся было к ним, но тут спутник Прыжова взглянул на него — видно, почувствовал, что на них смотрят! — и в его глазах сверкнули такие злые молнии, что Андрей Андреевич остался стоять на месте. Они прошли в трех шагах, Прыжов головы не поднял.
На следующий день Андрей Андреевич пошел в «Московские ведомости», где видел статью Прыжова, и узнал там его адрес…
Они выпили по рюмке, и Гладкому не понравилась нервическая поспешность, с которой тот прижал к носу хлебную корку. Он всматривался в Ивана Гавриловича — те же черты, а какие-то траченные, одутловатость, мягкость, иссеченность и — отрешенность. Прыжов разговаривал и в то же время как бы и кого-то еще слушал. Даже иногда ни с того ни с сего кивал головой.
— А ведь вы меня дважды чуть из Мексики не выдернули, милостивый государь, — сказал Андрей Андреевич.
— Это каким же способом?
— Первый раз, когда манифест прислали, ну, думаю, пора!
— И что помешало?
— Да тут такой затянулся узел… Вторжение морских держав, война, авантюрист этот, объявивший себя императором Максимилианом.
— Николай Гаврилович писал в «Современнике» незадолго до ареста.
— Чернышевский? Не знал.
— Большая статья, обширная, с широким взглядом. Сильно было написано. Я оттуда и помню. А как вы считаете — в чем там корень?
— Так все прозрачно — грязное, корыстное дело. Прежние продажные правительства набрали капиталов под проценты у Европы, особенно Англии, за гражданскую войну еще претензий прибавилось. Собственно, Хуарес тут ни при чем был. Его противник, генерал Мирамон, забрал английские деньги в посольстве, а когда до крайности дошло, взял у банкира одного, большого пройдохи, Жеккера, миллион песо на столь кабальных условиях, что формально правительство Мексики оказалось должно пятьдесят два миллиона. Мирамону пришлось бежать во Францию, а Жеккер, не будь дурак, объединился с разными сильными людьми, такими, как сводный брат Наполеона III герцог де Морни, пообещав им за политическую поддержку тридцать процентов этого «долга».
Читать дальшеИнтервал:
Закладка: