Георгий Иванов - Георгий Иванов - Ирина Одоевцева - Роман Гуль: Тройственный союз. Переписка 1953-1958 годов

В ближ<���айшее> время постараюсь увидеть графа и попробовать его к<���ак>-н<���ибудь> раздеть — дабы увеличить Ваш гардероб. Если удастся раздеть и его Лили (эту каботинку!), было бы еще лучше. Увидим.

Пока что — низко кланяюсь — цалую ручки Ир. Вл., крепко жму Вашу и буду ждать Вашего ответа, как соловей лета, конечно, как несколько штампованно пишут девицы ди-пи.

Искренне Ваш

<���Роман Гуль>

* Carte sur table (фр.) — карты на стол.

** Les quatre verites (фр.) — горькая правда (перен.букв, «четыре правды»).

18-го марта<1956>

Дорогой Роман Борисович,

Посылаю Вам новый плод совместного творчества. [767]Видите, как мы загорелись перспективой настоящего заработка. Загорелись, горим.

Не знаем только, угодили ли? Нам самим очень нравится.

Доволен ли ты сам взыскательный художник? [768]Чрезвычайно доволен, вот если и бы Вы тоже!..

Но можем и совсем иначе, как потребуется, на заказ, по мерке. Пришлите только образцы и точные Ваши желания и «пожелания», как выражался один кинематографический магнат. Для нас заработок, повторяю, просто спасение. Здоровье Г. В. за год, проведенный, здесь резко ухудшилось, и я временами просто впадала в отчаяние. Его здесь прекратили лечить, и ему приходится ездить к доктору в Марсель. А тут еще лекарства — так что... догадайтесь сами.

Можем поставлять стихи в любом количестве, до 20-ти штук в месяц и больше. Чем больше, тем лучше.

С гарантией не снижать качества продукции, скорей наоборот, улучшать ее. Очень ценю и благодарю, что подумали о нас. И еще скажу — Thank you за Жоржу!

У нас в работе продолжение «Путешествия» [769]и еще два стихотворения покороче. А «в мечтах» сколько!

Будьте милым, ответьте сейчас же только о деле [770]— я просто не дышу от нетерпения, не ем, не сплю — жду!

Когда будете писать настоящее письмо, не забудьте «высказаться» о моем отрывке [771]— интересуюсь.

Сердечный привет Вам обоим от нас обоих.

Отвечайте только, не откладывая.

И. Одоевцева

Стихи подпишите, как хотите — одним из наших имен — лучше Георгий Иванов [772]— для веса. Или любым псевдонимом — спорить не будем.

Может быть, укажете темы поинтереснее. Ледерплекс еще не прибыл - увы! увы!..

2 апреля 1956

Beau-Sejour

Нуeres (Var)

Дорогой Роман Борисович,

Политический автор переводит свой отрывок [773]в гриппу и с температурой около 39. Он очень просит Вас, раз уж он так перестрадал, быть ангелом — прислать его для подправки. Но так, чтобы обратная отправка в подчищенном виде не обошлась бы в новый миллион почтовых расходов. Здесь рукопись не берут иначе как считая за письмо. Нельзя ли загодя прислать корректуру, т. е. гранки, чтобы спокойненько, в указанный заранее срок привести все в порядок. Очень обяжете. В набранном виде и виднее, что и как, и полетят они по дешевому тарифу, как papies d'affaires *.

Ледерплякс очень просим и срочно . <���Дерните?>, пожалуйста, на всю сумму рецензии и par avion. Оба автора оченно в нем нуждаются. Я тоже — и повод имею. Но не буду втирать пока очки. Если сочиню, то и увидите. Этот великий замысел, «облеченный тайной», не статейка, о которой мы говорили. «Легенды и иллюзии» напишу легко и быстро, но пока материалов нет. Не забудьте об обещании прислать барахло, «Грани», «Поколение», Гумилева. Сообразно с получением их изготовлю и статейку. А м. б., раз Вы на ту же тему пишете (очень приветствую!), то нам как-нибудь координировать свои труды? Не знаю как. М. б., Вы придумаете. М. б., до получения книг, набросать, как ляжет, и посылать Вам, а добавки присылать потом? Ответьте. Только – пересылки кусаются – то да се, марки да бумага люкс – и на ледерплякс не останется.

Варшавский меня боится напрасно — я ему скорее симпатизирую. «Молодой, 50 лет, Толстой без таланта» — и шпиговать или ловить я его не собираюсь. Хотя зачем это он, взяв патент на «предельную честность», мелко жулит, подлизываясь к власть имущим или денежным особам. Сужу по статейке в «Нов<���ом> Журнале» [774]. «Прислушивается», т. е. поколение, к другим критикам: Вейдле, М. Цетлину [775]… Неприлично ставить рядом! Вейдле как-никак Вейдле. А Миша Цетлин, не обижая основателя Вашего журнала, Миша Цетлин — кто же к нему, о, Господи, «прислушивался». Еще — молодой философ Рейзини… Ну, Вы сами знаете, какой он философии философ! На Моннарнасе действительно был «популярен». Но в роли шута, изображавшего удивительно ловко, как, сидя в тюрьме за воровство и насилие, он на скаку, подгоняемый надзирателями, раздевался, танцевал под душем, и на скаку же мокрый одевался. Теперь он, оказывается, «отошел от философии», [776]к ущербу для русской поэзии. И еще, хоть бы сочинил, за него, Варшавский осмысленную фразу — а то какой-то «дух дышащий где хочет», [777]сплошное идиотство. Сей философ с трибуны «Зеленой Лампы» бахнул, вместо гомункул гомолукулус и, кроме кафе Куполь и тюрьмы Санте [778], ничего «не кончал». С другой стороны, не будь его — не было бы и меценатки «Чисел» madame де Манциарли [779]. Эту дуру-психопатку он уговорил дать на «Числа» деньги обещанием «создать нечто равное по размаху большевизму». Ей-Богу. Но Оцуп, [780]осведомившись, что есть такая дура и хочет меценатствовать, перебежал дорогу и хватил куш сам. Вот тут-то, несправедливо обиженному Рейзини и был отвален в награду «философский отдел» «Чисел».

Но вот о роли «Чисел» я поговорю — не в анекдотическом плане, а грустно — сериозно. Дутое было предприятие, между нами, и на «метафизически-жульнической подкладке». И «ничего особенно хорошего не было в том, что они „были"».

Я пожалел потом, послав Вам начало Почтамтской. Вот почему: вспоминая начало Почтамтской, относительно невинное, я взял легкий тон вроде «где слог найду, чтоб описать прогулку» [781]. Между тем все дальнейшее неподдельный ужас . Совершенно верно: дружба наша с Ад<���амовичем> лопнула раз и навсегда, когда я все узнал. Не мог ентого освоить. Какие там политические распри – курам на смех! Это уж мой контрагент, малость обидевшись на мою реакцию на его «дельце» (как он сам «это» игриво называет), стал в свою очередь ужасаться моему «фашизму» и вольно или невольно раздул его до абсурда. Но всего не переговоришь письменно. И наших с ним отношений я не буду касаться, по возможности, в продолжении. «Только факты, сэр». И факты эти, если бы, к примеру, я бы их нес на своей совести — задушили бы меня своей тяжестью задолго до возникновения и «поколения», и «Чисел», и фашизма с прочим. Откровенно скажу — будь я на месте А<���дамовича> — не иначе как бы