Мария Барятинская - Моя русская жизнь. Воспоминания великосветской дамы. 1870–1918

Моя тетя оставалась при молодой императрице в течение двух лет, но другие фрейлины долго не задерживались. По-другому обстояли дела при вдовствующей императрице, которая держала своих фрейлин при себе в течение всего периода своего правления. Ее величество Александра Федоровна была очень сдержанной и недоступной персоной. Причина этого, с одной стороны, в ее застенчивости, а с другой – в ее неспособности понять характер людей, составляющих ее окружение. Ей отчасти мешали некоторые заблуждения, от которых она не могла избавиться. К тому же она не умела сказать нужное слово в нужном месте, как это умела делать вдовствующая императрица. И хотя Александра Федоровна делала попытки понравиться, она всегда, казалось, чего-то недопонимала, а поэтому никогда не могла добиться популярности, ради которой так упорно трудилась.

Жизнь, которую вели их величества, была настолько уединенной, что даже фрейлины и адъютанты редко приглашались к обеду. Функции флигель-адъютантов сильно отличались от тех, что существовали в других странах. Если его величество совершал выезд, адъютанты были обязаны следовать за ним на малом удалении на тройке, а когда его величество отправлялся в театр, они должны были сопровождать его и сидеть в большой императорской ложе в центральной части театра, которая использовалась его величеством, если ожидалось большое представление; в обычное время его величество предпочитал занимать боковую ложу.

Адъютанты носили очень красивую форму: белая каракулевая шапка с красным верхом, отороченная либо золотым, либо серебряным кантом (в зависимости от ранга адъютанта). Китель был темно-зеленого цвета, очень длинный, почти до колен; на спине были прямые складки. Красные воротники и обшлага, богато украшенные серебром, очень широкие брюки темно-синего цвета с красной тесьмой, а высокие русского покроя сапоги завершали этот привлекательный наряд.

Адъютантами императора, помимо представителей высшего дворянского сословия, были все великие князья и наследник престола. Все они носили аксельбанты и инициалы его величества на своих эполетах.

Интересно отметить, что император также носил аксельбанты, как адъютант, своего умершего отца, и вот по этой причине его величество не хотел становиться генералом, потому что он более всего заботился о том, чтобы не утратить знак отличия своего любимого отца.

Флигель-адъютанты в то время дежурили по двадцать четыре часа. Утром им надлежало встречать и провожать к его величеству прибывающих министров с докладами. Они также должны были выслушивать прошения. После полудня они были в основном свободны, поскольку император редко давал аудиенции министрам после обеда.

В связи с темой адъютантов я расскажу три небольших анекдота. В первом идет речь о графе Дмитрии Шереметеве. Когда император находился в Царском Селе, адъютанту во время его суточного дежурства позволялось вечером покидать дворец. Надо было только сообщить камердинеру императора, где можно будет найти адъютанта.

Обычно мы ужинали в семь часов вечера, так как тем же вечером моему мужу надо было возвращаться в полк.

Как-то с нами ужинал граф Дмитрий Шереметев, и мы закончили трапезу, когда было без десяти минут восемь. Вечер был приятный, и, возможно, граф выпил вина чуть больше обычного. Зазвонил телефон, и оказалось, что император распорядился, чтоб граф ужинал во дворце. Граф обернулся к моему мужу и сказал: «Что же мне делать? Я вовсе не голоден». – «Поторопись, Дмитрий, тебе надо объяснить это его величеству», – ответил ему муж.

Когда граф прибыл во дворец, он успел лишь войти в столовую, как встретил мою тетю, княжну Марию Барятинскую, бывшую в то время фрейлиной, и доверился ей. «Я просто несчастный человек, – сказал он, – потому что не в состоянии съесть ни одной ложки; я только что поужинал у вашего племянника, Толи Барятинского».

В этот момент император предложил всем по стопке водки с закуской. Граф умоляюще посмотрел на мою тетю, и та над ним сжалилась. Обратившись к его величеству, она сказала с улыбкой: «Граф Шереметев не ожидал, что ему будет оказана честь ужинать у вашего величества, и перекусил больше, чем можно, дома у Толи». Император любезно ответил: «Что ж, ему не требуется есть, если он не хочет».

И так, к огромному его облегчению, граф смог отказаться от длинной вереницы блюд, не привлекая недовольного внимания, и ограничился только сладостями и кофе. Император, наблюдая за ним, улыбался своей обычной добродушной улыбкой.

Три дня спустя кузен графа, граф Воронцов-Дашков, ужинал у нас. Мы откладывали ужин до самого последнего момента и сели за стол, когда было без десяти восемь. Едва успели подать суп, как зазвонил телефон, и опять от его величества поступило распоряжение графу Воронцову прибыть на ужин во дворец. Поскольку время уже было позднее, мы посчитали, что император решил немного подшутить над нами, – и это подозрение подтвердилось при первом же вопросе, который его величество задал графу по прибытии последнего: «Ну и как вы преуспели у Толи? Вы в таком же благостном состоянии, что и ваш кузен вчера?»

Третий случай произошел с самим моим мужем несколько недель спустя, когда он был на дежурстве, и после обеда император заметил: «Сегодня вечером мы собираемся на балет в Санкт-Петербург».

В таких случаях обед обычно подается в поезде во время сорокаминутной поездки из Царского Села до столицы. Муж позвонил мне после полудня и попросил приехать во дворец к нему на чай, поскольку вечером он не планировал вернуться домой. Пока я была с ним, от императора пришла записка, в которой сообщалось, что он отложил свою поездку в Санкт-Петербург из-за недомогания императрицы. Мой муж произнес: «Тогда я, в конце концов, буду вечером дома». Я ответила: «Очень рада, мы вместе с тобой насладимся нашими любимыми лобстерами».

Мы мирно сидели и обсуждали достоинства наших лобстеров – муж просто разрывал их пальцами самым примитивным образом, – когда по телефону от его величества поступила обычная, но на этот раз совершенно неожиданная команда.

«Но как же мне избавиться от этого запаха?» – спросил обеспокоенный муж. «Натри руки солью, а потом побрызгай на них одеколоном», – посоветовала я.

Он старался изо всех сил, но из-за отсутствия времени так и не сумел отделаться от запаха рыбы. Как только муж подошел к императору, его величество заметил: «Вы ели лобстера. Была ли это ваша единственная жертва или есть еще другие на вашей совести?»

Муж извинился в замешательстве, но император, кажется, позабавился. Эти случаи я перечислила только для того, чтобы показать, как прост и добр был государь; он даже готов был отложить в сторону жесткие формальности императорского двора, когда этим мог избавить от смущения тех, кому доверял.