Александр Филоник - Тогда в Египте... (Книга о помощи СССР Египту в военном противостоянии с Израилем)

Этот вывод сделан не мною, а Главным политическим управлением СА и ВМФ, группа генералов и офицеров которого во главе с генералом армии Епишевым работала в нашем соединении. Они побывали во многих частях и подразделениях, изучили работу партийных и комсомольских организаций, политорганов, командиров, внимательно ознакомились с работой политотдела дивизии. По итогам работы я был заслушан в Главпуре.

Работа политотдела дивизии была оценена положительно. Все наши материалы — планы, различные разработки, программы, обобщения, вплоть до сборников стихов, литературный и световой газеты, репертуар самодеятельности — были переданы в Главпур для изучения и обобщения. Высокая оценка работы политотдела была заслужена кропотливым трудом каждого его члена, особенно заместителя начальника подполковника Екименкова С.В., секретаря парткомиссии подполковника Пенского В.Н.

Прошли годы, изменилась политическая обстановка в мире, в нашей стране. Снят гриф секретности с нашей операции. Из безымянных солдат мы стали воинами-интернационалистами. К сожалению, с распадом Советского Союза оказались в разных государствах, но уверен, что верность интернационализму, преданность Родине, дружба, рожденная в песках Сахары, навечно останутся в наших сердцах, оставят глубокий след в жизни.

Нам не пришлось пускать ракеты, обстреливать воздушные цели противника, так как он в зону огня наших дивизионов не входил, да и вообще каких-либо организованных полетов над территорией страны не предпринимал.

Поставленная перед дивизией боевая задача — не допустить безнаказанных полетов израильской авиации над территорией АРЕ, надежно прикрыть жизненно важные объекты мы выполнили. Именно наше присутствие, высокая боевая готовность, о чем хорошо знал противник, постоянная практическая помощь арабской стороне в поддержании их техники в высокой степени готовности удерживали его от боевых действий.

Отдавая должное успешной службе состава первой смены дивизии, мы гордимся тем, что без открытия огня, пролития крови выполнили главное — предотвратили налеты авиации Израиля на города Египта.

Высокая оценка, данная нам руководством, была подкреплена правительственными наградами СССР и АРЕ. Сотни офицеров, сержантов и солдат получили ордена и медали, благодарности своего командования и принимающей стороны, каждый воин был удостоен звания — «Воин-интернационалист» и награжден «Почетной грамотой Верховного Совета СССР».

На втором месяце службы меня вызвали в спецчасть. Кроме своих, из учебки, там был неизвестный человек в штатском. Предложили сесть, поинтересовались здоровьем, спросили, получаю ли письма из дома. Как-то заныло под ложечкой: наверное, дома что-то стряслось…

О домашних волновался напрасно. Вопрос человека в штатском про известия из дома был формальностью, просто для начала разговора. Хотя настоящего разговора тогда, в спецчасти учебки, никто со мной и не затевал.

«Нам, — говорят, — нужно вас сфотографировать». Зачем — не объясняют. А уж на стенку простыню для фона повесили. Ну, сфотографировался я, а сам в догадках теряюсь. Служу только второй месяц, вроде не отличился, не провинился, Даже перед ребятами неудобно было. Они спрашивают: «Зачем вызывали?» А я: «Да не знаю, сфотографировали и все».

Странную историю с фотографией я вспомнил несколько месяцев спустя. После окончания учебки под Винницей, где получил специальность механика по авиавооружению, меня направили в Калининградскую область. Не успел, как говорится, прижиться в полку, командировали в Ригу. Приказ явиться к командующему округом получили тогда еще человек пятнадцать, с которыми и встретились в приемной. Там в приемной и прозвучало впервые: нас посылают наверное, на войну.

Разговор с командующим был недолгим: «Хотим отправить вас в район боевых действий, но дело добровольное, вы вправе отказаться». Не знаю, как потом, но в тот момент никто не отказался. Об опасности как-то не думалось, просто было интересно. Интриговала недосказанность: в район боевых действий, а куда конкретно? И потом: «Это очень ответственно, вам оказана большая честь, доверена военная тайна». Сейчас на такие слова, наверное, уже не реагируют, а тогда…

Нас опять раскидали по частям — до особого распоряжения. Оно не заставило себя ждать — через месяц я уже ехал в туркменский город Мары.

Любопытная деталь. Только переступил порог воинской части, тут же подбегают солдаты из местных: «Подари значки, там они тебе не понадобятся».

Не понадобились не только значки, но и форма. В один из дней нас повели в ангар, внутри ангара расположились ряды с одеждой и обувью самых разных размеров. Дали список: сколько рубашек, сколько носков, сколько ботинок… Каждому было положено и демисезонное пальто — будто никто не знал, куда нас отправляют. Значились в списке и шляпы.

А на следующий день нас уже сажали в самолет, направлявшийся в район боевых действий. Только в воздухе, наконец, узнали-летим в Каир.

Я оказался в числе военных специалистов, которых по просьбе президента АРЕ Насера, посылали из Союза для создания щита против израильских нападений. Цель, ставившаяся перед русскими, была такова: надежное прикрытие наиболее важных объектов республики — заводов и фабрик, построенных с помощью СССР, Асуанской плотины, других военных и гражданских объектов.

На военном аэродроме Джанаклис, куда нас привезли из Каира, было около ста советских специалистов, в основном, летчики, техники, механики. Я был закреплен за одним из наших самолетов МИГ-21, обслуживал новейшее по тем временам оружие — ракеты с самонаводящимися тепловыми головками.

Работа была напряженная, особенно когда звено на боевом дежурстве. В течение всех суток должна быть готовность номер один. Летчик в кабине самолета, техник и механики рядом с самолетом готовые в любую секунду обеспечить боевой вылет самолета. Психологически выдержать 24 часа в адском напряжении очень тяжело, еще добавить к этому жару в 50 градусов, постоянную угрозу укуса змеи или скорпиона, а может быть, и фаланги, которыми кишит пустыня.

Немного легче было всем, когда велись регулярные боевые действия. Экипаж поддерживал боевую форму, техники и механики отрабатывали профессиональное мастерство. Свой самолет каждый механик узнавал, что называется, по голосу: его еще и не видно, а я уже знаю — мой летит. Это неописуемая радость осознавать, что и в очередной раз весь экипаж сработал слаженно и летчик вернулся живым и сохранил машину. Но рассуждать некогда, быстро к машине менять боезаряд и опять ожидание. За время моей службы в Египте в течение 13 месяцев наш экипаж сохранил машину, и мы все вернулись домой живыми.