Стефан Газел - Убить, чтобы жить. Польский офицер между советским молотом и нацистской наковальней

– Что скажешь, Стефан? – спросила Янина и сама же ответила на вопрос: – Подходящее место. Здесь нас не видно с улицы, значит, мы можем не опасаться немецких патрулей. Люк тоже недалеко. – Она махнула рукой в сторону.

– Нет, это не подходит, – ответил я. – Я не увижу, когда вы появитесь. Они все вооружены. Их надо застигать врасплох и сразу оглушать. С первого удара. Только так, а не иначе.

– Я тоже подумала об этом. Иди-ка сюда.

Я подошел.

– Встань здесь и выгляни в окно. Что видишь?

– Зеркало.

– А что еще?

– Дорогу и вход на завод.

– Зеркало установили там давно. Управляющий наблюдал, когда люди приходили на работу. Так что ты сможешь увидеть, как только мы появимся, и успеешь приготовиться. Что-нибудь еще?

Она раскраснелась от возбуждения. Чувствовалось, что ей не терпится начать действовать.

– Давай здесь немного приберемся, – предложил я.

– Конечно. Сгребем все бумаги в один угол. Я принесу одеяло, накроем эту бумажную кучу, и будет что-то вроде кровати.

– Отлично. Так и сделаем.

Мы убрали комнату, и, пока Янина ходила за одеялом, я принялся искать что-нибудь наподобие дубинки. Обнаружив сломанный стол, я открутил у него ножку. Ничего лучшего я не нашел. Потом утрамбовал в коробку пивные этикетки. Получилось некое подобие стула. Усевшись на него, я стал смотреть через окно в зеркало. Вот во двор вбежала собака. А вот уже идет Янина со свертком под мышкой. Она накрасилась, привела в порядок голову и хорошо оделась.

Войдя в комнату, она развернула сверток, вынула одеяло и накрыла им бумажную кучу. Затем вытащила из кармана пальто шкалик и кусок колбасы.

– Мне надо выпить. А ты хочешь? – спросила она, протягивая мне шкалик.

– Нет, ни в коем случае. Мне потребуется твердая рука.

– А мне – крепкие нервы, – заявила она и сделала приличный глоток.

Мы разрезали колбасу пополам и принялись усердно жевать.

– Это все, что у тебя есть? – кивнув на ножку от стола, спросила Янина.

– У меня еще есть кинжал.

– А у меня есть нож, – сказала она и вынула из внутреннего кармана пальто обычный нож для резки хлеба с зазубренным краем.

– Нам он не пригодится.

– Ладно, тогда завтра я принесу другой, получше.

– Если для нас будет завтра. Ты уверена, что хочешь действовать по плану?

Уверена! Еще как уверена! Мы должны убить нашего первого немца сегодня ночью!

«Это все действие алкоголя», – решил я. У меня такой уверенности не было.

Мы еще раз обсудили план. Она должна завлечь немца и первой войти в комнату. Как только немец появится следом за Яниной, я должен буду ударить его по голове так, чтобы он потерял сознание, а затем зарезать его кинжалом. Затем мы его раздеваем, привязываем на шею кирпич (во дворе лежала целая груда кирпича) и бросаем в трубу. Поток выносит труп в реку, и он опускается на дно. Мы надеялись, что он никогда не всплывет. После этого сжигаем форму и бежим домой к Янине. Мы договорились, что если что-то пойдет не так, каждый должен выкручиваться сам.

Янина ушла на задание.

Я сидел на импровизированном постаменте и смотрел в зеркало. Время шло, и я вдруг осознал серьезный недостаток нашего плана. Мы совсем выпустили из виду, что в темноте зеркало окажется абсолютно бесполезным. Я уже не успевал предупредить Янину. Несмотря на комендантский час, она в это время бродила по улице и строила глазки немцам. Я мог надеяться только на собственный слух.

Несколько раз, заслышав на улице шаги, я бросался к двери с дубинкой в руке. Потом во двор с лаем вбежали две собаки и устроили жуткую возню. Когда они наконец убежали, через двор бесшумно, по всей видимости босиком, проскочила на другую улицу маленькая фигурка. Какое-то время стояла тишина, а затем я услышал, как по набережной медленно проехал грузовик. Я взмок от напряжения; пот застилал глаза и струился по спине.

И вот наконец раздались шаги, и я услышал голос Янины, говорившей на ломаном немецком языке:

– Das ist hier, meine Hebe [2].

В темноте я сумел разглядеть две фигуры. Я встал за дверь, держа дубинку двумя руками. Вошла Янина. Немец предусмотрительно задержался в дверях и зажег фонарик. Луч обежал комнату и остановился на импровизированной кровати.

– Bitte [3]. – Призывно улыбаясь, Янина пошла к кровати, на ходу снимая пальто.

Немец шагнул в комнату, и я ударил его дубинкой по голове. Он беззвучно упал на пол, выпустив из руки фонарик. Янина быстро подняла его и, направив луч в лицо немца, крикнула:

– Добивай его! Скорее!

Я стал наносить удары кинжалом. Один... другой... третий... Немецкий солдат несколько раз дернулся и затих. Он был мертв.

– Теперь в канализацию! – скомандовала Янина.

– Нет, сначала надо его раздеть. Иди сюда и помоги мне!

Мы быстро стащили одежду, вытащили его во двор, привязали по кирпичу к рукам, ногам и шее и столкнули в люк. Вернувшись в комнату, запихнули всю его одежду в печку и подожгли. Янина хотела оставить часы и кольцо, но я был категорически против.

– Слишком опасно. Их могут легко опознать.

Не теряя времени, мы, пока огонь уничтожал улики, засыпали опилками следы крови в комнате и во дворе. Все убрали и сели на «кровать», дожидаясь, пока погаснет огонь.

Я был полностью измотан. Взмокший от напряжения, я, казалось, не смог бы сейчас произнести и слова.

– Он все залил кровью, – нарушила молчание Янина. – Столько крови, словно мы зарезали свинью.

В мерцающем свете огня я заметил бутылку, торчащую из кармана ее пальто, вытащил и сделал большой глоток.

– Оставим себе фонарик? – спросила Янина. – Он может пригодиться.

– Давай оставим, но только унесем отсюда.

В комнате стоял запах горелой ткани и крови. Возвращаться к Антеку было слишком поздно, и эту ночь я опять провел у Янины. На удивление, я спал довольно крепко, несмотря на то что дважды в течение ночи просыпался от стонов Янины – по всей видимости, ей снились кошмары.

На следующий день мы с Яниной не встретились. Мне надо было сходить в деревню за молоком для маленькой племянницы, поскольку Антек отправился в город в поисках еды для всех нас. Но уже на следующий день мы убили еще одного немца. Следующей ночью еще одного. Пока нам все сходило с рук. Тела покоились на дне реки; ничего не подозревавшие немцы не устраивали облав. Движимые ненавистью и жаждой мести, мы, тем не менее, не торжествовали по поводу наших успехов. Мы испытывали чувство удовлетворения, но убийства не доставляли нам удовольствия. Да, мы убивали, но как тяжело нам это давалось. В течение одиннадцати ночей мы убивали немцев и спускали их в реку, после чего я оставался ночевать у Янины. Вскоре я перебрался с пола в кровать гостеприимной хозяйки. Она была одновременно нежной и страстной любовницей, и мне было с ней очень хорошо.