Стефан Газел - Убить, чтобы жить. Польский офицер между советским молотом и нацистской наковальней

Скоропостижная смерть. Оставшаяся в наследство от войны пуля перекрыла кровоток, и сердце остановилось.

Вы спросите, откуда взялась эта пуля?

В 1945 году советские солдаты ворвались в дом моего брата. Антек попытался защитить жену. Солдаты не пожалели на него патронов и бросили, посчитав убитым. Врач-поляк извлек из него три пули, а четвертую не заметил. Оставшаяся пуля убила брата спустя двенадцать лет.)

В полдень я вышел из Варшавы и двинулся в южном направлении, придерживаясь железнодорожных путей. Засветло дошел до Пьясечно, где встретил несколько человек, собиравшихся отправиться в Краков. Я укрылся под мостом, который был разрушен во время войны, а позже немцы временно восстановили по нему движение. На мосту поезда сбавляли скорость, и я надеялся, что мне удастся запрыгнуть в вагон.

Польские железнодорожники, которых немцы силой заставляли работать, сообщили нам, что ночью пойдет товарный поезд на Краков. Поезда охранялись, но мы надеялись на удачу. Наши надежды оправдались.

В дороге у меня была масса свободного времени. Я вспомнил, как в детстве в компании с деревенскими мальчишками запросто запрыгивал на товарные поезда, проезжавшие недалеко от нашей деревни. Мать была страшно напугана, когда узнала об этом. Она прекрасно понимала, что для крестьянских мальчишек это не просто игра. Как правило, они выбирали груженные углем поезда. Забираясь в вагон, они выкидывали куски угля, а потом, спрыгнув с поезда, собирали их и несли домой.

На следующий день около полудня поезд шел уже по предместьям Кракова. Охрана видела, как я на ходу выскочил из вагона. Но я понимал, что они не станут меня преследовать. Однако ради предосторожности залег в канаве, в которую скатился, выпрыгнув из вагона, и вылез, только когда поезд скрылся из вида.

Перед самой войной сестра переехала в пригород: ее муж нашел работу по специальности в Кракове.

Через двадцать минут я уже подходил к ее дому. Первым меня увидел девятилетний сын сестры Иржи. Даже не поздоровавшись, мальчишка бросился домой, и я услышал его звонкий голос:

– Дядя Стефан! Дядя Стефан приехал!

Сестра уже бежала мне навстречу.

Ее дом почти не пострадал во время войны. Следы от пуль были только на одной из внешних стен дома, и кое-где в комнате на обоях можно было заметить отметины от залетевших в комнату через окна шальных пуль.

– Что с мамой? Ты получаешь какие-либо известия из Газеловки? – спросил я Лиду, когда мы наконец разжали объятия.

– Мама приехала ко мне за неделю до начала войны.

– Так где же она? Где она сейчас?

– В больнице в Кракове. Ее сбил немецкий грузовик. У нее сломаны обе ноги.

Лида рассказала, что в Кракове немцы придумали себе новую забаву. Они выбирают жертву, преследуют ее на машине, а потом сбивают. Мама стала одной из них.

– Когда я смогу ее увидеть?

– Они тут же поймают тебя, дядя, если ты пойдешь к бабушке, – сказал сынишка Лиды. – Они каждый день проводят облавы.

– Да, Стефан, Иржи прав. За последнюю неделю они отловили в Кракове всех мужчин призывного возраста и отправили в Германию. Тебе здорово повезло, что ты без приключений умудрился пройти через город.

– Я не был в городе. Я спрыгнул с товарного поезда, шедшего из Варшавы через Краков, не доезжая города.

В это время в комнату вошел Франек, муж Лиды.

– Совершил налет на поля? – спросил я Франека, увидев у него в руках несколько картофелин.

– Нет, что ты. Принес из подвала. У нас полный подвал картошки. Это все Лидина предусмотрительность. Как раз перед войной она заполнила подвал картошкой. Говорит, женская интуиция.

– Да, это здорово. Вы, по крайней мере, обеспечены картошкой. В Варшаве мне приходилось пройти миль двадцать за день, чтобы накопать в поле немного картошки.

Мы решили, что Иржи пойдет в больницу и предупредит маму о моем приезде; неожиданное появление любимого сына могло повергнуть ее в шок. Иржи ушел в больницу, а Лида стала подыскивать мне подходящую одежду. Помывшись и побрившись, я надел подготовленный Лидой наряд. Все оказалось мне впору, и я пошел посмотреться в зеркало. Из зеркала на меня смотрела деревенская девушка с платком на голове, хохочущая во все горло.

– Я была в этом платье на последнем пикнике перед войной, – сказала Лида. – Мне всегда нравились национальные наряды, – и, оглядев меня со всех сторон, добавила: – Если бы здесь был наш старый кучер Феликс, он бы наверняка ущипнул тебя за мягкое место, Стефан.

– Я вполне доволен собой, сестренка, но думаю, это не слишком понравится немцам. Мне придется спасаться бегством, если они обнаружат, как жестоко ошиблись.

– Сейчас в городе много ряженых. Но главное, помни: ты – женщина.

Мы с Лидой без приключений прошли по городу. По дороге Лида рассказала мне, что в больнице есть пункт оказания первой помощи, в котором работают немецкие медсестры и врач. Они руководят сестрами милосердия и внимательно следят за ними.

Никто не остановил нас при входе в больницу, и следом за Лидой я вошел в палату, где лежала мама. Я поцеловал ей руку, а она обняла меня за голову. По щекам ее катились слезы. Я рассказал, что Антек жив и у него все хорошо.

– Слава богу, – успокоившись, прошептала мама.

– Ты еще раз стала бабушкой. Ядьзя родила дочку. Она сморщенная, словно старушка, но с черными волосиками.

– А сколько она весила при рождении?

– Ну, я... честно говоря, не знаю, – замялся я. Мне как-то в голову не пришло спросить об этом Ядьзю.

– Как не стыдно, – с улыбкой упрекнула меня мама. – А еще женщина!

Но тут на глаза у нее опять навернулись слезы, и она прижала мою голову к груди.

– Я боялась, что умру, так и не повидав своего малыша, – заплакав, сказала мама. – Но Господь услышал мои молитвы... и даже подарил мне внучку. Это больше, чем я могла мечтать.

Мы с Лидой сидели рядом с мамой, взяв ее за руки, и молчали.

– В нашей семье прибавление, – справившись со слезами, сказала мама. – Это просто замечательно. Слава богу, все живы. Я буду молить Бога, чтобы он дал мне возможность дожить до конца войны, узнать, что немцы втоптаны в грязь, уничтожены, стерты с лица земли!

Вспомнив ужасы прошлой войны, она пришла в неописуемую ярость.

– Они опять в Газеловке. Опять увели весь скот и лошадей. Отбирают продовольствие. Выгнали Томаша из усадьбы. Они спят в моей кровати! Сидят за моим столом! Гореть им заживо в аду! Неужели в этом мире нет справедливости?

Мама спросила, помним ли мы, как спасались из горящего дома. Она возбуждалась все больше и больше, вернувшись к воспоминаниям о прошлой войне.

– Я буду убивать их! Безжалостно! И надеюсь, что вы тоже не будете испытывать к ним сострадания. Они не заслуживают этого. Вы должны ненавидеть их! Убивайте их при каждом удобном случае! Око за око! Зуб за зуб! За каждого нашего мы должны убивать двоих немцев!