Стефан Газел - Убить, чтобы жить. Польский офицер между советским молотом и нацистской наковальней

Шла третья неделя ноября. Я уже четыре дня не виделся с Яниной. Когда я возвращался из деревни, на меня напала бандитская шайка и так отделала, что я был вынужден соблюдать постельный режим. В окрестностях Варшавы орудовало несколько подобных банд. Они нападали на возвращавшихся в город людей и отнимали продукты. Мне еще не сняли повязку с головы, я был весь в синяках и ссадинах, но, как только почувствовал себя несколько лучше, тут же днем отправился через весь город к Янине. Дома ее не было. Я немного погулял и опять вернулся к ее дому. Дверь была заперта, и она не отзывалась, как я ни стучал.

Ее забрали, и она больше не возвращалась, – сообщила мне живущая по соседству с Яниной женщина.

– Кто ее забрал?

– Немцы, кто же еще. В последние дни она сильно пила, а потом всюду хвасталась, что убивала немцев. Вообще-то она всегда слишком много выпивала.

– Когда ее забрали?

– Вчера. Рано утром. Приехали за ней на грузовике. Вам повезло, что вы не приходили к ней все это время, а то они бы и вас забрали.

Прежде чем уйти, я попросил женщину сказать Янине, что обязательно приду повидаться с ней.

– Я же ей говорила, что вы придете, но она решила, что вы ее бросили. Это все из-за спиртного. Слишком она любила выпить.

Я пришел на следующий день и еще через день, но Янина так и не появилась. Я бы приходил каждый день, но заметил штатского, следовавшего за мной. Мне потребовалось немало времени, чтобы улизнуть от него. Хотя он был не похож на поляка, но хорошо знал Варшаву. Я решил, что он из гестапо. Неужели они следят за мной? Что же они сделали с Яниной, что она заговорила?

Я вернулся домой, к Антеку, но, как известно, беда не приходит одна. Шел дождь, и я, собираясь сходить за водой, по рассеянности надел вместо обычного пальто свою офицерскую шинель. Уже позже я вспомнил, что, когда шел по улице, поймал на себе несколько удивленных взглядов, но не придал им особого значения. Набрав полные ведра воды, я отправился обратно, и уже у самого дома мне навстречу проехал немецкий грузовик. Я услышал за спиной резкий визг тормозов и топот солдатских сапог. Мне и в голову не пришло, что кто-то может бежать за мной. Раздался резкий окрик:

– Hände hoch! [4]

Я повернулся и с удивлением увидел направленный на меня пистолет.

– Hände hoch! – угрожающе повторил солдат.

– Ich kann nicht, – с улыбкой сказал я. – Ich trage Wasser [5].

И это была истинная правда, поскольку в каждой руке у меня было по полному ведру воды.

– Was wollen sie, bitte? [6]– спросил я, все еще не понимая, почему он побежал за мной.

– Du bist eine Polnische offizier? [7]– спросил солдат.

– Nein [8].

– Und was ist das? [9]– Засмеявшись, он указал на лейтенантскую звезду на моем плече.

И только тут я сообразил, что на мне шинель. К нам уже медленно шел второй солдат, и я, недолго думая, ударил одним ведром по пистолету, второе швырнул в лицо стоявшего передо мной солдата и бросился во двор. Все было проделано так быстро, что немцы даже не успели открыть огонь.

Я, естественно, не побежал домой, а через пролом в стене выскочил на соседнюю улицу и спрятался в развалинах. Мне удалось убежать, но я прекрасно понимал, что за квартирой будут следить. Значит, я не могу вернуться домой. Кроме того, они наверняка заметили, что у меня перевязана голова. Я сорвал повязку и почувствовал, как из еще не зажившей раны кровь стекает мне на шею.

Ночь я провел в развалинах. Утром голодный, дрожащий от холода (убегая от немцев, я бросил шинель), озираясь, подошел к нашему дому, не решаясь войти. Антек, узнавший о случившемся, поджидал меня у дома. Отойдя подальше, мы нашли укромное место, чтобы спокойно поговорить.

– Я уже все знаю, – сказал Антек. – Где ты сегодня ночевал?

– В развалинах. Они приходили к вам? Задавали вопросы?

– Нет, не приходили.

– Еще придут. Обязательно придут. В доме больше никого нет с перевязанной головой. Они наверняка вычислят меня.

Брат осмотрел мою голову и вытер кровь тряпкой, которую использовал вместо носового платка.

– Я должен немедленно уйти, иначе втяну вас в неприятности.

– Тебе некуда уходить, Стефан.

– Поеду в Краков. Надеюсь, что мама и Лида живы. Они будут рады узнать, что с вами все в порядке.

– Не говори ерунды, – рассердился Антек. – Как ты собираешься туда добираться?

– Пешком, как же еще? Хотя я слышал, что немцы уже пустили поезда в Краков. Залезу в какой-нибудь поезд и с комфортом доеду до места. Буду попрошайничать и воровать. В конце концов, так все теперь делают.

– Они могут поймать тебя, Стефан. Краков ничуть не безопаснее Варшавы.

– Сбегу за границу. Я слышал, что многие убегают через Венгрию во Францию. Там формируется польская армия. Я могу пригодиться. Но первым делом я хочу повидаться с мамой... если она еще жива.

– Бедная мама, – вздохнул Антек, – для нее никогда не кончится война.

Мы решили, что в целях безопасности мне лучше не появляться дома. Антек отвел меня к своему товарищу, который согласился приютить меня на ночь, а сам вернулся домой.

Рано утром брат пришел за мной. Он принес кое-какую одежду, немного сахара, большой ломоть хлеба и кусок вяленой конины. Мало того, он отдал мне два золотых кольца и запонки с жемчугом.

– У нас нет денег, – сказал он, – да и толку от них. Зато драгоценности ты всегда сможешь обменять.

Я понимал, что он хранил эти вещи, чтобы обменять их на продукты для семьи, и попробовал отказаться, но он не стал ничего слушать.

Мы молча посидели, хотя так много хотелось сказать друг другу. Но слова застревали где-то внутри нас.

– Когда думаешь уехать?

– Сегодня днем. Буду держаться железной дороги. Когда стемнеет, попробую залезть в товарный вагон. Если повезет, доеду до Кракова.

Антек крепился изо всех сил, стараясь не показать, как волнуется.

– Надеюсь, – сказал он с улыбкой, – ты вернешься из Франции генералом или скорее адмиралом, только вот когда?

– Через год, ну, максимум, через два. А может, и того раньше.

– Стефан, – и тут его голос дрогнул, – мы будем ждать тебя... целым и невредимым. Я имею в виду... Я люблю тебя, мой маленький братишка...

Я вновь на минуту почувствовал себя младшим братом, словно не было всех этих лет.

– Я вернусь, Антек, – пообещал я. – Скоро мы опять встретимся в Варшаве. Вот увидишь...

Мы крепко обнялись, а потом, глядя друг другу в глаза, одновременно сказали:

– Dowidzenia [10].

– Скажи маме, чтобы не беспокоилась о нас. Мы переживем и эту войну, как пережили прошлую, – сказал он, спускаясь по лестнице.

Я бросился к окну, чтобы махнуть ему на прощание, но он уже ушел.

(Прошло семнадцать лет после нашей последней встречи с братом. Как-то вечером, работая над этой книгой, я вдруг подумал о брате, о том, как много он для меня значил. На следующий день я получил из Польши письмо, в котором сообщалось, что Антека не стало.