Феликс Керстен - Пять лет рядом с Гиммлером. Воспоминания личного врача. 1940-1945

– Какая внимательность! – воскликнул я с иронией. – Он станет лучшим памятником вашему отзывчивому сердцу!

Он сразу же подхватил тему:

– И значит, вы ничего не знаете о дипломатии и политике? Вы же не простой врач, каким пытаетесь казаться.

Его лицо сияло; он как будто был доволен тем, что нашел человека, пользующегося его собственным оружием.

Я собрался уходить.

– Что ж, господин Керстен, – Гейдрих с саркастической ухмылкой вернулся к обсуждавшейся теме, – если захотите взглянуть на Гизебрехтштрассе – разумеется, исключительно с медицинской точки зрения, – можете сделать это в любое время. Вам достаточно лишь позвонить мне. Я сам вас туда отвезу. Можете прийти в белом халате, это будет замечательно. Я тоже надену белый халат и стану вашим ассистентом.

– Превосходно, господин Гейдрих, это лучшая идея, какую я от вас слышал, – стать массажистом на Гизебрехтштрассе.

С него было достаточно. Я чувствовал, что благодушие начинает оставлять его, и откланялся, поблагодарив за приятный вечер. Он проводил меня до дверей, часовой отдал салют, а Гейдрих покровительственно кивнул.

Гут-Харцвальде

20 августа 1942 года

Сегодня я лечил Гиммлера, страдавшего от сильнейших болей. Наконец, когда ему стало лучше, он лег на спину и расслабился, после чего снова произошло то, что столь часто бывало в моем присутствии. Мысли, которые он копил в себе, хлынули из него потоком, и он испытывал облегчение, доверяя их мне. Разговор перешел к гибели Гейдриха. Его смерть глубоко потрясла Гитлера. Смерть Гейдриха «значила для него больше, чем проигранная битва». Гейдрих был одним из немногих людей, знавших, как правильно обходиться с другой страной. Если бы он топтал чехов коваными сапогами, то английская секретная служба ни в коем случае не допустила бы, чтобы с ним что-нибудь случилось. Но он вел себя как разумный человек, государственный муж, пытаясь заслужить доверие чехов, и поэтому стал опасным врагом для англичан, которого следовало убрать. Незадолго до покушения на его жизнь он собрал своих служащих и младших вождей СС и приказал им помягче обходиться с Богемией и Моравией, имея в виду, что такой подход будет иметь больше успеха, чем суровость, поскольку протекторат – цивилизованная страна. Истинно трагическая судьба. Очень трудно найти замену столь высокоодаренному человеку. Гитлер собирался поручить ему другие важные задачи. И он сам, Гиммлер, сталкивается с большими проблемами, пытаясь найти ему преемника для контроля за полицией.

– Ходили слухи, что Гейдрих не чистый ариец. Едва ли это правда, да? – спросил я.

– Нет, это полная правда.

– Вы знали это раньше или узнали только после его смерти? А господин Гитлер об этом знает? – спросил я в изумлении.

– Я знал об этом еще тогда, когда возглавлял Баварскую политическую полицию. В то время я обсуждал этот вопрос с фюрером; тот вызвал Гейдриха, долго говорил с ним и получил очень благоприятное впечатление. Позже фюрер сообщил мне, что Гейдрих – очень одаренный, но также очень опасный человек и наше движение не должно отказываться от его талантов. Таких людей можно использовать, пока они не вышли из-под контроля, и в этом свете его неарийское происхождение чрезвычайно полезно, ибо он будет вечно благодарен нам за то, что мы оставили его, а не изгнали, и станет нашим слепым орудием. Вот как обстояло дело.

Пока Гиммлер говорил, я вспомнил, как подобострастно держался Гейдрих в его присутствии, и у меня открылись глаза.

Гиммлер тем временем продолжал:

– Фюрер мог поручить Гейдриху любое дело, вплоть до акций против евреев, которые никто другой не осмелился бы исполнить, – и оставался в уверенности, что все будет сделано превосходно.

Не удержавшись, я сказал:

– Значит, вы пользовались одним из своих людей, который находился в вашей полной власти, для уничтожения евреев. Дьявольски хитроумный трюк!

– Что вы имеете в виду? – поинтересовался Гиммлер. – Почитайте Макиавелли и его учение о благе государства; там вы найдете совсем иную точку зрения. Вы думаете, что времена сильно изменились? Все отличие в том, что методы стали более утонченными. Макиавелли вел бы себя совершенно так же, если бы перед ним стоял вопрос спасения государства и применения силы, которая постоянно находилась в его распоряжении.

На это мне нечего было ответить. Гиммлер закончил разговор, настойчиво попросив молчать о том, что мне рассказал.

Гут-Харцвальде

25 августа 1942 года

Сегодня я вновь завел разговор о Гейдрихе и пересказал Гиммлеру те мнения о нем, которые приходилось слышать в СС. Гиммлер согласился, что в них много правды. Гейдрих в глубине души был несчастным человеком, испытывавшим совершенное недовольство самим собой, как часто бывает с людьми смешанного происхождения. Такие люди страдают от постоянных комплексов неполноценности и пытаются компенсировать их тем или иным образом. Тогда проявляются такие феномены, которые становились все более заметны в Гейдрихе.

– Знаете, мой дорогой господин Керстен, Гейдриха постоянно мучил факт его расовой нечистоты. Он хотел доказать, что германские элементы в его крови доминируют, тем, что отличался в разных областях, особенно в области спорта, в которой евреи не играют никакой роли. Он по-детски радовался, заслужив Серебряный спортивный значок и Значок наездника, побеждая в фехтовальных состязаниях, на охоте, привозя домой прекрасные охотничьи трофеи, или получив Железный крест 1-го класса. Но все это он делал ради единственной цели, не находя в этом никакого удовольствия, хотя пытался убедить себя в обратном.

В течение многих лет я мог близко его наблюдать и знаю, о чем говорю. Как мне было жаль его, когда он предлагал людей для службы в СС, обращая особое внимание на их безупречное расовое происхождение. Я знал, что в такие моменты происходит у него в душе. Он никогда не мог найти покоя; его постоянно что-то тревожило. Я часто говорил с ним и пытался помочь ему, даже вопреки собственным убеждениям, указывая на возможность подавления еврейских элементов вливанием более благородной германской крови, и приводил в пример самого себя. Как он был рад, когда отношение к тем, кто на четверть еврей, нашло выражение в расовых законах, хотя причиной тому были только политические соображения, чтобы окончательно решить еврейский вопрос. Однако в тот момент он был очень благодарен мне за такую помощь и как будто бы на время освобождался от своих тревог, хотя в долговременном плане ничто не могло ему помочь.

Гиммлер остановился, аккуратно зажег сигару и, глядя на голубые кольца дыма, продолжал, словно обращаясь к самому себе: