Гарольд Лэмб - Омар Хайям. Гений, поэт, ученый

– Ты резок до неучтивости. – Визирь откинулся назад на подушки. – Как же ты объяснишь факт, что это… шутливое… предсказание… предопределило наступление всех трех событий? Да, исход сражения и смерть двух повелителей?

Омар задумался на мгновение.

– Как же я могу объяснять это? На все воля Аллаха, ничто не происходит без его на то воли.

– «На все воля Аллаха». Хотел бы я знать, что побудило тебя произнести эти слова. – Низам говорил так, словно сидевший перед ним Омар был безжизненным предметом, который предстояло тщательно изучить со всех сторон. – Уверен, ты не мог знать день и час рождения короля румиев; ты не в силах был вычислить его гороскоп и влияние звезд при его рождении. Но как ты составил гороскоп султана Алп Арслана?

Тутуш невольно мигнул, учуяв подвох и ловушку за этим обыкновенным вопросом.

– Я и не составлял его, – отвечал Омар.

– Но ты имеешь достаточно навыков, чтобы делать подобные вычисления?

– Конечно. Такими навыками владеет еще не меньше сотни других.

– Возможно. – Брови Низама сдвинулись. – Но все же мне ни разу не доводилось слышать о тройном предсказании, сделанном кем-либо еще. Да и мудрец Али полагает, будто ты одарен необычным даром.

Тутуш, которому Низам поручал выяснить все об Омаре Хайяме, сделал едва заметный жест в знак согласия.

– Сын Ибрахима, разве ты не слышал, что Малик-шах спрашивал о тебе много раз с тех пор, как погиб его отец? – внезапно призвал его к ответу визирь.

– Я не слышал.

Оба поглядели на него, и Низам, похоже, удовлетворился ответами Омара, хотя и никак не показал этого.

– Ты еще слишком молод, чтобы сейчас быть допущенным к шаху. – Визирь словно размышлял вслух. – Ну а раз это твое пророчество, оказывается, было всего лишь… шуткой… тебе следует с особой осторожностью ступать на ковер аудиенции. Я не стану утаивать от тебя, что Малик-шах встретит тебя благосклонно. Но все же слова, сказанные тобой мне здесь, в этой комнате, при дворе облекли бы тебя на позор и немилость, если бы не кинули бы в руки палача… Какую награду испросил бы ты у султана за то свое странное пророчество?

Стремительно пронесшиеся мысли заставили Омара вспыхнуть. Ему уже казалось, что прихоть той ночи стала камнем, повисшим у него на шее.

– Но что у меня общего со двором султана?! – вскричал он. – Я не ищу и не жду никакой награды.

Этому Низам не мог до конца поверить. Сам-то он слишком хорошо знал двор султана. И все же он увидел для себя возможность произвести впечатление на своевольного и упорного юнца, представшего перед ним.

– Я, визирь, верный слуга Малик-шаха и окажу дружескую поддержку тебе… коли уж ты сам не ищешь никакой награды. Желаешь ли ты, о сын Ибрахима Палаточника, чтобы я, Низам, стал твоим защитником и покровительствовал всем твоим исследованиям?

Благодарность к этому суровому человеку с ясным взором переполняла Омара. Дверь Дома Премудрости закрылась за ним, и он испытал долю нищего в течение этих последних дней, когда ему так нужен был дом, чтобы защитить Ясми.

– Да, да, да! – вскричал он с сияющими глазами.

– Тогда говори: в чем ты нуждаешься?

– В обсерватории. Астролябия в Багдаде образует три локтя в диаметре. И таблицы звездного неба Птолемея…

– Что еще? Продолжай…

– Если ваша милость желает! Астрономический глобус из полированной бронзы, с горизонтальным кольцом. И фонарь. И если это было бы возможно, точные водные часы, с двухминутным интервалом.

Брови Тутуша ползли вверх по мере того, как рос список этих приборов, редких и дорогих. Но Низам подал ему знак записать все.

– А где, – улыбнулся он, – эта обсерватория должна располагаться? На какой из высоких крыш?

– Мудростью вашей милости, – выдохнул Омар, – Нишапур когда-то оберегался от военных действий, и древние сторожевые башни стоят заброшенными вдоль дорог. За городской стеной, у кладбища и реки, есть такая башня… я использовал ее ночами, часто. Если бы можно было предоставить ее в мое распоряжение, повесить хороший замок на дверь, и… и какие-нибудь чистые бухарские ковры, с подушками и китайскую ширму и серебряный кувшин для воды?

– Уай-алла! – воскликнул Низам удивленно. – Астрономия, похоже, требует много такого, о чем я и не предполагал. И все же… – ему понравилось отношение к нему Омара, и он почувствовал искренность в его просьбах, – все это тебе предоставят, только есть одно условие.

Омар метнулся вперед и прижался лбом к сухой руке визиря.

– При условии, – продолжил Низам, – что никогда ни одному живому существу ты не признаешься в том, что пророчество в Маласгерде было шуткой.

– Я не буду говорить об этом, ваша милость.

– Если ты все же заговоришь об этом, – вежливо вмешался Тутуш, – говори, будто то было мгновенное озарение свыше.

– О да, – вскричал счастливый Омар, – как вы того пожелаете!

– И хотя, – добродушно заметил Низам, – ты не забыл про ширму, какие делают в Китае, и серебряный кувшин для воды, тебе и в голову не пришло подумать о еде и о слугах. Вот небольшой кошелек с серебром, который даст тебе пищу, а Тутуш отыщет для тебя пару слуг.

И правда, Омар не учел ничего подобного. Он с любопытством взял в руки расшитый кошелек. Никогда прежде он не считал деньги пригоршнями. Он почувствовал легкое опьянение, греющее душу.

– Когда я получу башню? – спросил он с тревогой.

Низам поглядел на Тутуша, который поджал губы.

– К послеполуденной молитве завтра, – тем не менее любезно ответил он.

И Омар ощутил волшебную силу власти.

– Хвала Аллаху милосердному! – вскричал он и коснулся лбом ковра.

Когда Низам сказал, что Омар может идти, тот вскочил, забыв про серебро, но Тутуш напомнил ему, и он поспешил вернуться. Тутуш также шепнул ему, что нужно сказать салям на прощанье.

Как только они остались одни, Тутуш наклонился к Низаму:

– О Солнце Благосклонности, разве не говорил я, что этот юнец – надлежащее орудие, уже приспособленное к вашей руке? Где во всем Нишапуре мы нашли бы другого такого? Разве не создан он для своей роли… с его необычным умом, его странной привычкой говорить искренне, его наивным невежеством во всем, кроме наблюдения за звездами… и этим его невероятным даром пророчества, которым он владеет? Моя душа, он даже клятвенно доказывал учителю Али, будто астролог владыки должен определять правду.

Низам не улыбался.

– Жаль, я не знаю его тайны… Впрочем, похоже, он ничего не скрывает.

– Ничего! – удовлетворенно эхом отозвался глава шпионов Низама. – Каждое слово, слетающее с его губ, – доказательно, а каждое второе слово – правда. Моя душа! – с силой щелкнул он четками. – Я буду называть его Доказательство Истины. Оденьте его в одежды мудреца, научите его быть немного таинственным и, прежде всего, хранить таинственное молчание, а затем представьте его Малик-шаху со словами: «Вот Омар Палаточник, который совершил пророчество в Маласгерде… я нашел его для посланника Аллаха на земле». Моя греховная душа, все пойдет как по маслу. Туфелька придется явно впору.