Карл Ботмер - С графом Мирбахом в Москве: Дневниковые записи и документы за период с 19 апр. по 24 авг. 1918 г.

Мы в поезде, который со скоростью улитки катит нас в Петербург. Нам предоставили приличный эшелон с хорошим спальным вагоном, помогли с доставкой нашего довольно объемистого багажа. Вчера ходил по Москве. Вечером для меня и Геннинга был устроен прощальный ужин в доме балтийской семьи на Трубниковской улице, чье гостеприимство будет одним из лучших моих воспоминаний о Москве. Нас беспокоила дальнейшая судьба этой семьи, особенно хозяйки дома и детей, которые оставались в Москве, с каждым днем становившейся все неприютнее. Поскольку наш отъезд вызвал очередную волну беспокойства, мы еще раз настоятельно посоветовали им перебираться поскорее в Германию.

Чем ближе к Петербургу, тем слабее типичный для России характер всего окружающего. Реже леса и невозделанные пашни, крупнее населенные пункты, более напоминающие европейские. В час дня мы прибыли на Николаевский вокзал. Нас встречают представители Петербургского совета и высланные вперед наши квартирьеры, разместились в Грандотеле в немецком генеральном консульстве на Исаакиевской площади.

Вскоре после прибытия, как только была установлена телеграфная связь с Москвой, поступил приказ от министерства иностранных дел, согласно которому дипломатическая миссия вместе со всеми немцами, без участия которых в комиссии попечительства о пленных можно было обойтись, должна была по возможности незамедлительно покинуть страну. Сегодня вечером я вместе с переводчиком побывал в Петербургском совете, чтобы урегулировать вопрос об отъезде. Здесь я бегло познакомился с комиссаром Урицким [77], почти неограниченным властителем города, наводящим страх своим кровавым террором. Небольшого расточка, не производящий, собственно, никакого впечатления еврей с хитровато-настороженным выражением лица.

В поезде. В 4 часа пополудни мы отъехали с Финляндского вокзала. Золотые купола многочисленных церквей города Петра, отсвечивая в лучах вечернего солнца, прощаются с нами. Город по обеим сторонам поезда остается позади. Просторные, совершенно ровные участки, болота и пашни, березовые и сосновые леса напоминают финский ландшафт. Грустная картина. Не удивительно, если мысли при этом возвращаются к прошлому и будущему этой несчастной страны, которое, наверняка, лучшим не станет.

Вести с запада также не могут поднять настроения. Причины нашего отзыва не совсем ясны. Со ссылкой на агентурные сведения Голландии министерство иностранных дел сообщило нам, что обстановка для нас значительно усложнилась ввиду запланированного социалистами-революционерами массового террора с целью нарушения Брестского мира. Можно подумать, что для нашего отзыва нужен был только повод. Но если дело только в этом, то не было необходимости телеграфировать нам все это в такой вычурной и многословной форме. Наше положение теперь не то, чтобы мы могли начать наступление на Смоленск и Петербург!

Удивление вызывает прежде всего, что во всех решениях Берлина, как и в этом случае, полностью игнорируются мнения местного представительства и его почти не информируют по поводу политических планов и намерений. В обоснование отзыва дипломатической миссии из Берлина русским властям было сообщено, что это отнюдь не вызвано недружелюбием, напротив, тем самым хотят оградить русско-германские отношения от последствии возможных новых покушений. Конечно же, это сделано прежде всего для того, чтобы господа на Вильгельмштрассе под руководством Криге вместе с Иоффе могли спокойно и без помех высиживать свои параграфы.

Все сидящие в вагоне, без исключения, пытаются понять, как могут у нас дома заблуждаться по поводу большевистской России, ее намерений и возможностей? Вокзал Раяйоки в Финляндии. Дальше Белоострова наш поезд не идет. Железнодорожный мост через пограничную речку Систербек взорван, по берегам напротив друг друга стоят красные и финские войска, охраняя демаркационную линию во время перемирия. Нас принял и взял под охрану комиссар в сопровождении хорошо вооруженных красногвардейцев. Затем началась довольно трудная и достаточно комичная перевозка нашего багажа, заполнившего пять товарных вагонов, всеми возможными средствами — на дрезины, стоявшие в начале железнодорожного пути на финской стороне. К нам относились сдержанно, но все же вежливо, затем мы гуськом направились через деревянный мост, на котором комиссар проверял наши документы. Под конец красногвардейцы попытались реквизировать часть нашего багажа, как не подлежащего вывозу, но получив хорошее вознаграждение за оказанную нам небольшую помощь в погрузке, успокоились.

Лишь на финской стороне мы почувствовали себя в безопасности, мы были любезно встречены несколькими финскими лейтенантами, блондинами германской крови, шведского происхождения, во главе с их полковником (немецким капитаном фон капером), которых мы затем пригласили на импровизированный ужин, различие между Россией, по крайней мере сегодняшней, и Финляндией заметно с первого взгляда. Здесь все блестит от чистоты и порядка в новом, со вкусом построенном здании вокзала; там же грязь — беспорядок и упадок на каждом шагу.

На борту корабля «Боевульф». Впервые после того, как в конце июля 1914 г. я покинул Соньефьйорд, чтобы по суше быстрее добраться до Берлина, куда я был вызван в связи с угрожающим политическим положением, я снова вступил на боевой корабль, который должен нас доставить в Ревель, сегодня утром мы прибыли в Гельсингфорс и хотели остановиться в нем на несколько дней, но получили категорический отказ властей из-за отсутствия мест для проживания. У нас оставалось время на то, чтобы осмотреть город и его окрестности. Наконец-то снова море. И хотя это всего-навсего старый броненосец береговой обороны, для меня, с ранней молодости мечтавшего о море и полюбившего немецкий флот, эта поездка и вид наших голубых курток были большой радостью.

Ревель. Хорошо разместились в казино русских морских офицеров. Поездка по морю проходила при отличной погоде. Старый ганзейский город приветствовал нас, купаясь в золотых лучах заходящего солнца. Только золотые луковицы православной церкви, как нахальный пришелец, расположившейся возле городского готического собора в верхней части города, напоминают о том, что господствовали здесь, надо надеяться временно, проникшие сюда славяне. И все же — «хотелось бы надеяться» больше идет от сердца, чем от разума. Россия никогда не сможет согласиться с тем, чтобы быть отрезанной от Балтийского моря, выход в которое ей дает только Петербург как портовый город.