Сергей Образцов - Моя профессия

Окончательно вылечиться от провала помогла мне продолжавшаяся «Домашняя самодеятельность».

Но уже начиная с двадцать шестого – двадцать седьмого года профессиональные концерты стали происходить все чаще и чаще, возрастая в количестве с каждым месяцем и годом.

Первое время появление на концерте человека с ширмой, который зачем-то собирается показывать взрослым людям кукол, зрители встречали недоуменным шорохом, а то и ясно слышимыми скептическими репликами, но почти всегда после первого же номера скепсис пропадал и, выйдя на поклон из-за ширмы, я встречался с веселыми глазами, и становилось ясно, что следующий номер уже не должен проламывать льда.

Постепенно москвичи привыкли к новому концертному жанру и к моей фамилии, и меня стали не только провожать аплодисментами, но и встречать. Появились все профессиональные показатели успеха. В афишах сборных концертов я из разряда «и др.» перешел сперва в разряд тех, кого называют, а потом начал появляться и в так называемой «красной строке». Конферансье перестали выпускать меня в первых номерах концерта, а передвинули в середину и даже не боялись мною кончить отделение. Все чаще и чаще попадались дни, когда количество предложений было большим, чем я мог выполнить, и я принужден был отказываться.

Весь этот процесс шел так быстро, что я воспринимал его как что-то стихийное, малопонятное, но азартно-радостное. Я вовсе не сразу привык к свалившейся на меня с неба неожиданной профессии и вначале страшно боялся выступать в больших залах. Хорошо помню, как я долго не соглашался выступить в Колонном зале Дома Союзов, – мне казалось просто абсурдным показывать в нем маленьких кукол. А теперь, после сотен выступлений в этом зале, он мне кажется одним из самых легких.

Помню, как до дрожи волновался, когда меня пригласили на целых полтора месяца ежедневных выступлений в Мюзик-холле, а в то же время именно эти выступления и закрепили мое концертное «положение», так как сразу же после Мюзик-холла ко мне приехал представитель из Ленинграда для заключения договора на летние выступления в эстрадном театре ленинградского Сада отдыха. Он предложил мне такие замечательные условия, о которых я никогда даже и не мечтал. Но эти условия не только обрадовали меня, но и взволновали. Я боялся, что после первого же выступления в новом городе, в котором меня решительно никто не знает, выяснится, что я не оправдаю тех денег, которые мне собираются платить.

Это волнение увеличилось, когда по приезде в Ленинград я увидел, что около Сада отдыха поперек всего Невского проспекта натянута полоса материи с моей фамилией, написанной аршинными буквами, а у решетки сада стоят огромные, по крайней мере в три человеческих роста, вырезанные из фанеры и раскрашенные изображения моих кукол: старушки и старика с гитарой. Никогда – ни до, ни после этого – у меня не было такой нахальной рекламы и такого перед ней испуга.

Но премьера прошла хорошо, и после этого я много раз приезжал в Сад отдыха на летние гастроли. Да и до сих пор я часто езжу в Ленинград, знаю почти все ленинградские клубы не хуже московских. И хоть давно уже выступаю в куда более ответственных сольных концертах, воспоминания о первых впечатлениях от выступлений в Ленинграде до сих пор живут во мне как воспоминания об азартной концертной юности, в которой испуг, радость и удивление от неожиданной для меня быстроты расширения профессии сплетены в один тугой узел.

У каждого человека есть неписаный дневник памяти. В нем тысячи страниц. Страницы эти перепутаны, некоторые – вырваны. Многое из записанного памятью трудно прочитать, многое стерлось. Чаще всего особенно неразборчивы даты, имена, фамилии, названия городов, улиц.

Память бывает невнимательна к документам и фактам, но зато образы она сохраняет с тщательностью коллекционера. Образы целых десятилетий, образы отдельных дней и часов нашей жизни, образы ощущений, образы событий и людей. Она записала их в подробностях удивительных: с цветом, запахом, звуком. Если вы занимаетесь искусством, не жалейте о потерянных страницах в дневнике вашей памяти. Они все равно не понадобились бы вам. Но, перечитывая сохранившиеся страницы, читайте их внимательно. Не переписывайте их, не меняйте строчек и слов, потому что это драгоценные страницы. Память может ошибиться в фактах, но она никогда не врет. Она четко записала ваши ощущения, и выдумать лучше нее вам вряд ли удастся.

Мало этого, память проделала за вас большую работу и не только откинула ненужное, но еще пересортировала воспринятую вами жизнь. Объединила однородное, разобщила противоположное, и, напоминая вам о каком-то явлении, событии или человеке, она сопровождает их всеми необходимыми и всегда образными примечаниями.

В моем дневнике памяти сохранилось много концертов, много городов, клубов, театров, зрителей, но каждое из сохранившихся воспоминаний разное. В одном случае я помню свои ощущения в момент самого выступления, в другом случае я совсем не помню выступления, но зато хорошо помню место, где оно происходило, и место это само по себе уже образ, Москва это или Ленинград, Прага или Нью-Йорк, цех завода, палуба корабля или импровизированная сцена из составленных канцелярских столов в клубе какого-то учреждения. Один концерт запомнился как образ всего зрительного зала и его цельной реакции, а другой оставил в памяти всего только одного человека, но зато встреча с этим человеком ощущалась не меньше, чем встреча с тысячью. Я не в силах записать все «страницы» дневника моей памяти, но мне хочется рассказать хотя бы о некоторых, и рассказать именно так, как я их помню. Поэтому во многих случаях в моем рассказе само выступление с куклами будет занимать, может быть, наименьшее место.

Есть группа концертов, которые объединены для меня одним словом – «студенты».

Это очень большая группа. Студенческие концерты обычно идут целыми пачками, и происходят либо осенью, в период съезда студентов к началу занятий, либо во время каникул, либо весной, когда выпускники празднуют свое окончание. Это замечательные концерты. Одни из самых счастливых по ощущениям и прекрасных по единству образа. Образ этот – молодость, здоровье, счастье. И еще одно слово необходимо присоединить, это слово – «будущее». Все равно, как называется то учебное заведение, в которое я приехал на концерт; все равно, какая будущая профессия моих зрителей. Химики, педагоги, энергетики, врачи, историки, агрономы. Перечисляя сейчас все эти специальности, я тем самым вызвал в памяти и улицы, и здания, и залы: большой клуб Московского университета с винтовой лесенкой на сцену, квадратную аудиторию Педагогического института на Девичьем поле, но образ зрителей, наполняющих эти аудитории и залы, – единый, и слово «будущее» в нем основное и самое важное. Эти люди готовят себя к жизни. Не к своей только жизни, а к будущей жизни страны. В их зрачках счастье мечты. Не абстрактной, а реально осуществимой мечты, потому что будущее – это они сами.