Сергей Образцов - Моя профессия

Дольше всего держался длинный нос, но и он сперва из горбатого стал курносым, а затем, постепенно укорачиваясь, превратился в обыкновенный и вполне «приличный».

Вы, конечно, помните старую народную сказку о хитром солдате, который, обманывая жадную старуху, варил суп из топора. Вскипятил он топор, попробовал воду и говорит: «Очень вкусно, да хорошо бы немножко соли». Старуха дала соли. Опять попробовал солдат и опять говорит: «Совсем хорошо, да неплохо было бы луку». И выманил постепенно солдат у старухи и крупу и сало. Получился вкусный суп.

Эволюция Петрушки была бы похожа на негатив этой сказки, если бы в результате действительно получился «вкусный, наваристый суп». А вот этого-то и не получилось, потому что «повара» обманывали самих себя.

Не стал Петрушка, да и не мог стать ни красногвардейцем, ни ударником, так как примитивностью своей неуклюжей фигурки, ее специфическими пропорциями, неизбежными для всякой куклы, надетой на пальцы рук, и, наконец, особой манерой движения и жеста противоречил тем персонажам, которых его насильно заставляли изображать.

Но помимо спектаклей, в которых драматурги и режиссеры стремились превратить Петрушку в образ безусловно положительный, были и такие, где ему предлагалось, изображая пьяниц, прогульщиков, лодырей, быть предельно отрицательным.

На первый взгляд эти функции народный Петрушка должен был выполнять с большим успехом, не теряя своих основных свойств. Но это только на первый взгляд. Правда, субъективные свойства и этические нормы народного Петрушки никак нельзя назвать высокоморальными, но объективно его поведение воспринималось народом с абсолютным сочувствием, так как Петрушка бил своей палкой тех, кого бить следовало: царского капрала, конокрада, шарлатана лекаря.

Таким образом, по своим функциям Петрушка был героем, так сказать, положительно-отрицательным. Зрители его любили, и любить его было за что. Но за что же любить прогульщика, пьяницу и лодыря?

Ведь авторы и режиссеры стремились к тому, чтобы зрители осудили поведение такого Петрушки; в пьесах ему противопоставляли не отрицательные образы (как в сценах народного Петрушки), а положительные. Им должны были сочувствовать зрители, их любить, а вовсе не Петрушку.

Получились своеобразные «ножницы»: если в спектаклях, где Петрушка изображал пьяницу и прогульщика, в силу обаятельной комичности своего образа он все-таки вызывал сочувствие, то это противоречило теме пьесы и воспитательной задаче спектакля; если же в целях сохранения этой задачи автор и режиссер лишали Петрушку какой бы то ни было привлекательности и его поведение осуждалось зрителями, Петрушка терял основное свойство – быть любимцем зрителей, вызывавшим одобрение и радость каждым своим поступком, каждой произнесенной фразой, – то есть переставал быть тем, чем он был на ширме народного кукольника.

Наиболее логично рассуждали те авторы и режиссеры, которые стремились сохранить диалектичность образа народного Петрушки и, закрепив за ним право быть положительно-отрицательным, направляли удары его палки на казнокрадов, лентяев, распространителей обывательских слухов и всяческих контрреволюционеров.

Пьес и спектаклей такого рода было довольно много. Но и в них при внимательном рассмотрении можно легко обнаружить ошибку.

Дореволюционный народный Петрушка бил тех, кого не только бить, но даже осуждать запрещалось. Он осуществлял, так сказать, неосуществимую в царское время мечту народа. Он восстанавливал справедливость, которой в окружающей жизни не было.

Советская власть эту справедливость установила. Борьбу с элементами антинародными – казнокрадами, жуликами, тунеядцами – осуществляли советские законы, вовсе не нуждавшиеся в помощи анархических драчунов. И чем больше укреплялась государственная законность, тем более бессмысленным и даже вредным становилось драчливое самоуправство Петрушки, искажавшее представление о правосудии, нормах человеческой морали и общественного поведения. Таким образом, стремление возродить положительно-отрицательного Петрушку также ни к чему не привело.

Причины всех этих неудач ясны. В современном драматическом театре можно играть классическую дореволюционную комедию, но нельзя главного героя этой комедии сделать героем современной пьесы. Чем более закончен в своей художественной формулировке образ, созданный условиями определенной эпохи, тем менее возможно механическое его перенесение в другую эпоху.

Это и явилось причиной того, что пьесы с Петрушкой постепенно исчезли из репертуара кукольных театров.

Я остановился на неудавшейся трансформации Петрушки не только потому, что становление советских кукольных театров начального периода в очень значительной степени было связано с этим процессом, но еще и потому, что, несмотря на видимую неудачу с переодеванием традиционного героя, сам факт поисков для кукольного театра современных тем и сюжетов был фактом положительным.

Основной идеей тех, кто стремился поставить Петрушку на службу сегодняшнего, а тем самым и завтрашнего дня, было отнюдь не реставраторство. Петрушка не был для них фетишем и самоцелью, иначе они не стали бы его переделывать и переодевать. Потому-то они и обращались с Петрушкой так бесцеремонно, что стремились во что бы то ни стало найти новые выразительные средства в современном спектакле кукольного театра.

И вот это их стремление было абсолютно правильным, так как всякий новый театральный вид может утвердить себя только в том случае, если он сумеет отразить окружающую его жизнь и тем самым докажет свою нужность современникам, свою современность.

Всякий человек неповторим. Двух одинаковых людей, не различимых ни по одному признаку, не существует. Но не существует ни в одном человеке ни одного такого признака, который не существовал бы в каком-либо другом человеке. Признак может быть редким, но не может быть исключительным, так как в этом случае он перестанет быть общечеловеческим признаком.

Не в исключительности какого-либо признака состоит единственность и неповторимость личности (слово «личность» включает в себя понятие неповторимости), а в сочетании различных признаков, дающем бесконечное количество неповторимых вариантов.

Эти сочетания в каждом человеке тасует и перетасовывает жизнь и прежде всего люди, с которыми на протяжении своей жизни человек встречается, сталкивается, так или иначе общается. Люди делают каждого человека таким, каков он есть.

Если рассматривать данного человека с точки зрения какой-либо одной группы его признаков, например составляющих его профессию, то и в этой группе его личное, индивидуальное сочетание признаков является результатом всего процесса его жизни, то есть опять-таки зависит от общества, от людей, в том числе и от людей аналогичной профессии. Хотел он этого или не хотел, стремился к этому или нет, но люди его профессии – каждый, с кем он вошел в то или иное соприкосновение, – оказали на него то или иное влияние.