Григорий Зинченко - Побег из Бухенвальда

— Какую?

— Давайте «Многие лета».

— Давайте.

Запели. «Многие лета, многие лета. Дай, Боже, им счастья!» Все поют, одна только молчит, голову опустила, глаза слезами залиты. Платком слезы смахнула, да где их удержать, по щекам ручьем текут. Чуть сам не зарыдал, без слов понятно — моя любовь не безответна.

— Дорогу дайте! Катюша, эту песню пропели нам с тобой, от Бога счастье пожелали.

Не знаю, как она на моей груди оказалась, рыдает и тихо шепчет: «Тимоша, не забывай меня, не забывай».

— Послушайте, друзья, я расскажу вам, что случилось — сегодня без меня, меня женили, но жены так и не имею. Но я счастлив, знаю для кого живу — для тебя, Катюша.

И нам снова запели: «Многие лета, многие лета. Дай, Боже, им счастья!»

— В такой вот переплет я попал, Гриша. Но, слава Богу, выпутался. Ты тоже за эти дни немало пережил и вышел героем из этой переделки.

— Да какой я там герой, дядя Тима, с жизнью уже прощался.

— Да, Гриша, жизнь — это борьба, бывает трудно, кругом сплошная темнота, кажется, все пути закрыты и остался один путь — к могиле, но ты борись с обстоятельствами, не падай в отчаяние. Я тебе уже говорил, что нет безвыходных ситуаций — пусть это будет якорем надежды в твоей жизни. Счастье приходит к тому, кто умеет ждать… Четверть века прошло после тех событий, о которых я рассказывал. Многое пережил в своей жизни, но, как сыну, тебе говорю — никогда не отчаивайся.

Смена кончилась — настроение прекрасное, жить хочется, впереди где-то счастье и надо только дождаться его.

Дядя Тима пожелал, чтобы в трудную минуту не отчаивался. Всего неделю назад я чуть не совершил роковую ошибку, но об этом дядя Тима никогда не узнает. Не только ему, никому не расскажу, мне было очень стыдно за себя. А что такое смерть? Ты был, и тебя больше нет, а может, есть? Ученые говорят, что нет, но кто знает, ведь мертвые не рассказывают. И сны, предсказывающие о будущем, откуда они? Да, жить так интересно! Ради счастья впереди, стоит жить.

В понедельник, после выходного, дядя Тима был в хорошем настроении, поэтому я снова стал приставать к нему с расспросами:

— Дядя Тима, расскажите, чем все кончилось?

— Пан Филипп поехал снова по делам в Германию и возвратился расстроенный. Попросил зайти к нему по важному вопросу. Это были времена НЭПа. Пан сидел за столом, заваленным деловыми бумагами. Предложил чашку чая. Рассказал о своих сыновьях, один из которых уже женился и другой тоже собирался.

— На сыновей возлагал большие надежды, думал, что они приедут и будем вместе работать, ведь сейчас здесь большие возможности. Встретился со старыми друзьями, которые убеждали меня вернуться в Германию. Много спорили над вопросом: «Что ждет Украину?» С их доводами я не согласен, но чувствую, что они правы. Они советовали продать все имение и уехать. «А если не продашь за два-три года, — говорили они, бросишь все и убежишь, если сможешь, конечно». Но это мои личные дела. А как твои? Как идет работа в кузне, что изменилось в твоей жизни?

— Очень много работы, мы продлили рабочий день до десяти часов, но заказов не уменьшается.

— Что ты предлагаешь? Может, не принимать заказы?

— Не принимать заказы — деньги терять, а вот кузню расширить на пять — шесть рабочих мест, это все равно, что открыть золотую жилу. Все расходы покроются за полгода.

— Это ты сам вычислил или жена помогла?

— Жены нет, поэтому помогать некому было. Сам прикинул, сколько денег теряем. Прикинул, во что обойдется постройка, за полгода все окупится. Я считать не умею, но в уме прикинул.

— А как бы ты все это сделал?

— Я бы нанял шесть новых рабочих. По четыре часа они бы работали в кузнице и по четыре — на стройке. В кузне будет доход, а на стройке — расход, вместе ни дохода ни расхода, а кузня новая будет.

— Здорово у тебя получается, Тимофей, — пришел в восторг пан, — с сегодняшнего дня назначаю тебя хозяином кузни, а хозяин делает так, как считает лучше.

Завтра же поеду в губернию и все сделаю по закону: оформлю на тебя «Дарственную» бумагу. Но тебе нужна жена, давай обсудим и этот вопрос. Это делается раз и на всю жизнь. Кузню можно построить, можно разрушить, жена не кузня — это хозяйка в доме. Умная жена — дом построит, дом у тебя есть и жена будет.

— Скажу откровенно, хотел сорваться с места и убежать, думаю, сейчас начнет предлагать какую-нибудь родственницу. Возможно, вдовушку с детьми, а перед глазами стоит заплаканная Катя. Понятно, почему добренький такой. Бежать, бежать пока не поздно, бросить кузню, деревню, дом, бросить все… А как же Катя, тоже бросить? Деньги есть, можно бежать в город сегодня же ночью, а там и Катю тайком заберу. Трудно оставить друзей, деревню Панскую.

— Дядя Тима, а почему ваша деревня называлась Панская?

— Да говорят, что люди у нас жили, как паны, дома у всех хорошие, церковь каменная была. С других деревень в церковь приходили… А пан Филипп продолжает:

— Чего, Тимофей, молчишь, голову повесил, или какая беда стряслась за эти дни, или ты жениться совсем не собираешься, век бобылем жить? Я же тебе добра желаю.

Луч надежды проблеснул. Уж если добра желает, то не будет принуждать меня жениться на нелюбимой.

— А жениться, Тима, надо. Кого взять, давай подумаем вместе. Из богатых, знатных или простых, кого хочешь взять? Свою из Панской или с хуторов? Я знаю всех наперечет. Из богатых знаю я одну, под Золочевым живет. На утреннюю службу всегда за восемь верст идет. Поклоны бьет. Как раз на выданье… Но беда, отец у нее страшенный плут, да еще и в начальство продвигаться стал. Начальник величает его «товарищ Разумовский», а простолюдин с поклоном «Степан Иванович». Мать у нее не лучше отца — ведьма, только ангелом прикидывается. Ну, то родители, а про нее худого слова не скажу. Ну, Тимофей, здесь воля твоя, что скажешь?

— Разумовский Степан Иванович, говорите, зовут, знаю, встречался с ним, но больше не хочу.

— Где, когда?

— Привез однажды заказ и дочку прихватил. Ужасный человек, на прощание пригрозил, что не только я, но и вся деревня помнить его будет. Простите, пан, не могу я взять себе в жены его дочку.

— Есть из богатых поближе. Хотел бы взять такую, чтоб сразу клад в дом принесла? Знаю одну, живет на краю села.

Я аж привстал, на краю села жила моя Катюша.

— Танцует и поет отлично.

Нет, не Катюша. Она только поет, но я не видел, чтоб она танцевала.

— Отец и мать богатые. Братьев трое, мастера на все руки и работы не боятся, а вот что она может делать, не знаю. Конечно, приданое хорошее будет. Что скажешь, Тимофей?

— Простите, пан, не могу, деньги у меня есть и дом тоже.

— А про кузню забыл? Говори: «И кузня есть своя». Давай с другого конца деревни зайдем. Там живет старуха с внучкой. Девчонка у меня работает, о ней ничего худого не скажу. Трудолюбивая, всегда первая управляется. На свекле работала в этом году, тяжелый труд, туда не многие идут, а она взяла самую большую ланку.