Григорий Зинченко - Побег из Бухенвальда

— А что я за пана могу сказать? Хороший человек, даже когда уехал и тогда за нас помнил, велел все имущество раздать и мне досталось. Я это все в колхоз отдал, больше у меня ничего нет.

— По делу говори, что нам делать с имением? Священник вышел к алтарю, перекрестился, нас всех благословил крестным знамением.

— Если говорить за все имение, время много надо.

— А ты короче, по делу.

— Если коротко говорить, оставить все как есть, скотный двор колхозу нужен.

— Да он же мал, весь скот колхозный не войдет.

— С тыльной стороны можно пристройку сделать, увеличить.

— Ты что, панское добро жалеешь, надеешься, что власть вернется старая? Ну говори, а за дом какого мнения? Священник молча отошел в сторону. Кто-то предложил:

— Дом хороший и двор тоже, в таком доме прилично сидеть правлению колхоза.

— Ты что с паном вместе рюмку пил, где это видано, чтоб правление колхоза в панском доме находилось?

— Какие предложения за сад и кухню? Я поднял руку.

— С тобой мы будем после говорить. Поднялась одна тетка, семь детишек у нее.

— Я предлагаю из дома сделать детский сад.

— А ты всех своих туда приведешь, заведующей будешь? И мужу должность нашла, а старшую свою в няньки хочешь? Сама норовишь пожить в панском доме, своих детей добром колхозным прокормить желаешь?

Хороший план, за счет людей прожить.

И к народу обращается:

— Товарищи колхозники, подумайте сами, какой может быть детский сад за версту от села? Ну в хорошую погоду и на спине принести ребенка можно, а в дождь?..

А поп вот говорит, скотный двор оставить там, да еще пристроить. И это не пойдет, тоже далеко от села. Правление колхоза — далеко, негоже быть оторванным от массы. Правление колхоза должно быть вместе с народом. Пан Филипп, когда строил свой дом, он не захотел вместе с вами жить, в сторонке все построил, пан с мужиком никогда не был в ладу.

— Товарищ председатель, пан Филипп выстроил свой дом, когда еще деревни Панской не было. Потом он дал удел из своего имения и мужики бросили свои землянки, которые за пять верст по оврагу были, и построили себе дома.

— Откуда ты, дед, все знаешь?

— Знаю, конечно, все мы знаем. Дорога эта от Золочева до Богодухова была пустая, вот пан и предложил по обе стороны строить дома и стала наша деревня Панской называться.

— Дед, сегодня у нас не урок истории, а по-деловому решить надо, что делать с панским имением. Какие еще будут предложения?

Все молчали. Тогда сам Разумовский стал излагать свои планы.

— Товарищи, по поручению народа, мы на районном собрании решили вопрос преобразования вашей деревни. Были даже предложения, чтоб вашу деревню с плодоносных земель переселить и построить по оврагу. Но я был против такого решения, пошел в защиту и отстоял.

Деревня останется на месте, а панское гнездо надо разрушить, чтоб не осталось и следа. Скотный двор построим в центре деревни. Для этого десяток домов снесем и поставим на том месте свинарник, а вокруг будут конюшня, коровник и овчарня. В этом году дома сносить не будем, а после посевной приступим к постройке скотного двора.

— А где будем брать материал на постройку?

— Не знаете, где взять? Стена вокруг имения высотой в три метра из добротного кирпича сложена, будем разбирать ее и строить скотный двор. — Дед, ты снова лезешь не в свое дело, кто тебя умным назовет — строить свинарник из красного кирпича? Самые теплые и дешевые постройки из глины и соломы, то есть самана. Правильно говоришь, стену будем разбирать, но весь кирпич вывезем в район, такой кирпич — ценность. А в районе решат, что с ним делать. Мы боролись против панов, и мы победили, а теперь не оставим никаких следов после панства. Следующий вопрос, что будем делать с панской кузней? Этот вопрос дадим решать Гроссману Тимофею.

Отвечай, на каком основании ты присвоил себе государственное добро? Не считаешь ли ты себя наследником пана Филиппа только потому, что вы оба по национальности немцы? Дай отчет, а народ сам решит, что делать с тобой и с твоей кузней.

— Кузницы у меня никакой нет.

— Да ты что народ обманываешь? Вот мы изъяли из архива документы, да еще и фальшивые. Слушайте: «Я, Филипп Скоттман, даю в подарок собственную кузню Тимофею Гроссману». Здесь подпись и печать нотариуса.

— Почему фальшивые документы?

— Никакой пан не имеет права дарить государственное имущество. И теперь ты будешь утверждать, что у тебя нет никакой кузни?

— Да скажу! Когда организовывали колхоз, я ее отдал и сам пошел работать кузнецом, а правление колхоза поставило меня бригадиром.

— А документы дарственные где?

— У меня дома.

— Почему ты не отдал их в колхоз, вместе с кузней? Ты что, ходишь в церковь и молишься, чтоб разрушилась Советская власть и панство? Что молчишь? Говори.

Он разгорячился и его шрам на щеке покраснел, как живая рана. Я вспомнил его угрозу, когда он проезжал с заказом и дочкой, на которой хотел меня женить: «Ты меня не забудешь, не только ты, но и вся деревня помнить будет». Потом такой шум поднялся, который не подобает в Божьем храме. Каждый свое кричит, а молодежь свистеть начала, окна задрожали. Начальство вместе с Разумовским встали и начали звонить звонком, который стоял перед ними на столе. Все успокоились.

— Колхозное собрание решило кузню оставить в целости и не разрушать. С должности бригадира Тимофея отстранить, как не справляющегося с работой.

— А кто же тогда справится, если Тимофей не справляется? — снова начал выступать тот же дед.

Тут у Разумовского совсем терпение лопнуло.

— Тебе что, дед, надоело жить в теплой хате? В Сибирь захотелось?.. Собрание объявляю закрытым.

— Вот так, Гриша, мы и построили колхоз. Для нашего облегчения нам привозили готовые решения, которые не подлежали обсуждению.

Наша дружба с дядей Тимой крепла. Вспоминал свое геройство в кавычках, свои глупые замыслы покончить с собой. А иногда представлял себя мучеником и наслаждался этим. Но такие моменты быстро проходили и мне становилось самому за себя стыдно. Бывало, кто пристанет с вопросом: «Герой, как дела?» Думаю, откуда ты знаешь мои переживания, хотел забыть тот случай, как дурной сон, и успокоиться, но не мог. А может к лучшему?

Однажды я дяде Тиме рассказал про первый день нашей встречи, когда начальник приказал ему наблюдать за мной. Как я его боялся, думал, что он шпионить за мной будет и начальству докладывать. Когда я закончил свой рассказ, он рассмеялся, потом похлопал меня по плечу и сказал: «Глупое ты ягня, зачем бы я за тобой следил, какой из тебя враг?» Я снова затронул его.

— Дядя Тима, а как начальство колхоза к вам относилось?

— Можно сказать, хорошо, но я видел, что они исполняли указания районного начальства. Однажды приходит председатель колхоза в кузню и говорит мне: