Григорий Зинченко - Побег из Бухенвальда

— С завтрашнего дня оставляй эту работу. Пойдешь на посевную.

А посевная техника тогда была простая. Впереди себя привязывали мешок с зерном. Отмеряют каждому мужику полосу земли шириной в пять метров и сей. В тот год после посева прошли дожди. Все были рады, урожай будет хороший, ведь посеяли вовремя.

Наши земли забрали колхозы, пришлось для огорода вырубать сады. Сараи тоже поломали, так как в них уже не было нужды, все хозяйство отдали. Отработаем в колхозе десять часов, а по вечерам в своем огороде возимся. Как закончили посевную, меня перевели панский сад вырубать. Нагрянуло начальство с района, приказали срочно приступить к разборке панской стены. Всех согнали на эту работу, даже детей и женщин в подсобные поставили. Все сразу же увозили на подводах в район.

Лето выдалось особенно жаркое, дождей было мало. В середине июля наши огороды начали желтеть. В колхозе было лучше, там все посадили раньше. Мы радовались тому, что хлеба колосились. Теперь все наше, поля наши, огороды наши. Надеялись, что будет у нас картошка своя на зиму.

Урожай собрали в тот год неплохой, давно такого не было. Косить выходили рано на заре, ведь днем очень жарко, да и зерно высыпается.

Раньше в воскресный день в церковь ходили, теперь же церковь закрыли до зимы. Пока урожай с полей не уберем, никаких выходных. А комиссий — одна за другой, где они только помещаются в городе? На каждых пять косарей, один приказчик. Да все ученые, то говорят не так косу держишь, то не полный покос гонишь. Отдыхать установили только пять минут в час. А кто знает, когда этот час пройдет, часов никто из нас не имел. Выматывались мы тогда на работе так, что на своем огороде не хватало сил и времени работать. А потом начиналась молотьба. Молотили мы тогда цепями. Как-то навестила нас делегация вместе с районным начальством. Говорили, что среди них даже представители из Москвы были.

У них тоже жаркая пора была, нужно объехать все колхозы. Объявили они нам новые законы о зернопоставках. Начальство деревенское немного поругали, нас лентяями обозвали. Рассказали нам, где что сеять и когда убирать. Потом сообщили, что мы в больших долгах. Они, мол, два года нас жалели, колхозы укрепляли, а теперь надо платить эти долги. Да еще и пеня за прошлые года наросла.

Зерно отобрали, а взамен ничего не дали. Ты, конечно, Гриша, помнишь тот год… Великий голод был; прошло всего восемь лет, такое быстро не забывается.

Ведь он был не только у нас, а по всей Украине и частично по России. Много людей умерло от голода. А мы вот с тобой живем, хотя трудно, но живем. Пройдут года и многое сотрется из памяти, а будущее поколение как узнает о том ужасе, что люди пережили? В газетах не пишут об этом и радио молчит. Сначала немного поговорили, что во всем виновато местное начальство. В некоторых колхозах поменяли председателей, на том все и кончилось. Вашей семьи, наверное, тоже коснулся голод? Ты что-нибудь помнишь?

— Да, помню, но очень смутно, а вот чувство голода осталось до сих пор. А за урожай я ничего не знаю, еще не понимал тогда толком. Помню, как-то сидим за столом, только пообедали. Мама с папой разговаривают.

И вдруг они заволновались, на улицу смотрят, а там подводы едут. Остановились возле двора и направляются к нам в хату. Отец только за голову взялся и тихо застонал.

Дверь открылась, заходят двое и давай командовать.

— Из-за стола не выходить, руки на стол положить. Я с перепугу нырь под стол, а он кричит:

— Куда полез, щенок? А ну, вылазь!

Достал бумагу и начал читать долго и непонятно, одно лишь понял, как будто мы хлеб растащили.

Думаю: «Хлеб мы не растащили, мы его с борщом поели». Отец ответил:

— Я ничего чужого не брал, только то, что дали на трудодень.

Один из них в руке держит железку, наверное, ею легче зерно выколачивать из крестьян.

— Произвести обыск в сарае, погребе и на чердаке. Зерно, крупу и муку забрать. Тебе приказываю молчать, и ни слова, а руки на столе держать.

Я думаю, пришли к нам воры, как до соседки за коровой. Только папа и мама молчат, а соседка кричала.

А если я закричу, он меня тоже по голове трахнет, как соседку? Лучше буду молчать.

Подводы уехали. Отец вышел во двор посмотреть, обошел кругом. А мама как сидела за столом, так и осталась сидеть. Вернулся отец и тихо говорит:

— Забрали все: зерно, корову, телку, немного осталось картошки, но ее не то что на посадку, на еду до весны не хватит.

Здесь мама не удержалась, как заголосит. Мы с сестричкой Олей ее поддержали, потом и меньшие двое плакать стали.

— Слезами горю не поможешь, крепиться надо, как-то переживем, с Божьей помощью. Говорят, «Бог дал, Бог — взял». А я подумал: «Бог-то дал, а люди взяли».

Недели через две, пришли опять те двое. И тоже во время обеда, мама нам на стол подавала.

— Еще долги есть за тобой, ты почему не все отдал?

— Я ничего вам не давал, вы сами взяли.

— Обыскать все кругом, горшки проверить в печке.

— Нашли вот, с полпуда пшена, а в горшке вареная каша.

— Пшено забрать, а кашу выбросить. Подходит к столу.

— Государственное добро едите?

Схватил тарелку у меня из рук и бросил наземь.

— Дядя Тима, расскажите, а как у вас проходил грабеж. Отец никогда об этом со мной не разговаривал.

— Гриша, об этом опасно рассказывать. Ты еще ребенком был, в школе мог поделиться с друзьями, а те другим. Смотришь, в одну ночь у тебя отца и не стало бы. Сейчас тебе пошел семнадцатый год, ты уже взрослый, сам можешь рассудить, кому сказать, а где и промолчать. У меня нет ни родни, ни семьи, ни детей, я их давно потерял, больше мне терять нечего. Если по неосторожности расскажешь где-либо, ты просто себя погубишь, а что до меня, то мне все равно.

Тридцать третий год — великая государственная тайна.

За эту тайну сотни тысяч людей погибло. Девиз у меня такой: «Не все, что знаешь, говори». С тобой, Гриша, делюсь, как с сыном, может, поведаешь ту тайну детям, внукам. Но сейчас за эти разговоры судят, как за политическую клевету на Родину. По радио говорят и в газетах пишут, что мы строим тяжелую индустрию. Это правда, только ее строят на человеческих костях. Страшный голод был на Украине, вымирали целые деревни.

Об этом нигде не встретишь в печати. А в разговоре, если кто и вспомнит о своей родне или семье, то очень осторожно. Причина той трагедии — голод. А почему был голод, все молчат. Объясняют очень просто — засуха, неурожай. Бог-то послал урожай, да вот люди сделали голод. Ты был совсем мальчишкой, а все-таки не забыл, как у тебя из рук кашу отняли. Не забыл и я, как грабили людей. Урожай хороший был в тот год. Да что там, старики говорили, что такого урожая на хлеб много лет уже не было. Сейчас смеются над Богом, что если бы Он был, то не послал бы такой голод. А Он его и не посылал, но люди делали, что хотели. Сначала отобрали у частных владельцев банки, сделали их государственными. Но банки оказались пустыми. Не доверяли тогда новому правительству, вот и держали свое добро, золото и серебро дома. Его-то и надо было забрать. А как? Добровольно никто не отдаст. Надо предложить что-то купить: плуг, косилку, молотилку или швейную машинку.