Владимир Львов - Альберт Эйнштейн

«Именно потому, что мы так высоко ценим Эйнштейна и как крупнейшего ученого и как общественного деятеля, мы считаем, своим долгом сказать это с полной откровенностью, без всяких дипломатических прикрас…»

Он прочитал это письмо и несколько раз его перечитал, Домашний друг смотрел на него молча и ласково, и Эйнштейн, тоже молча, посматривал на друга. Они понимали все без слов.

Он написал ответ, начинавшийся так:

«Четверо моих русских коллег опубликовали благожелательное выступление с критикой, направленной против меня. Я ценю сделанные ими усилия и еще больше ценю тот факт, что они выразили свою точку зрения так искренне и так прямолинейно… Все люди доброй воли должны сделать все возможное для улучшения взаимопонимания. Именно в этом духе я прошу моих русских коллег и других моих читателей воспринять этот ответ…»

Эйнштейн писал дальше, что он понимает, как сильно пострадала Россия от враждебных ей империалистических сил за последние тридцать лет. Эйнштейн писал, что он помнит «германские вторжения, иностранную интервенцию в годы гражданской войны, поддержку западными державами Гитлера, как орудия против России…». «Я разделяю далее вашу точку зрения, что социалистическая экономика обладает преимуществами перед капиталистической. Нет сомнения, настанет день, когда все нации — поскольку нации еще будут существовать — выразят свою признательность России за то, что она впервые показала своими настойчивыми действиями возможность плановой экономики, несмотря на исключительно большие трудности…»

Защищая свой тезис о «мировом правительстве», Эйнштейн отметил, что опасность захвата Уолл-стритом мировых рынков, как он полагает, невелика ввиду банкротства политики американской экономической экспансии. Соединенные Штаты, продолжал Эйнштейн, бесцельно и бессмысленно сосредоточили у себя все золото капиталистического мира. «И вот это золото, тщательно охраняемое от грабителей, и копится ныне в США, как монумент, воздвигнутый в честь правительственной «мудрости» и экономической «науки»!

«Самый важный вопрос, однако, по сравнению с которым все прочие кажутся незначительными, это вопрос о войне и мире». «Всем известно, что политика силы рано или поздно с необходимостью ведет к войне…» Не допустить войну любыми средствами — вот то, на чем мы можем сойтись, — в таком духе заканчивался ответ Эйнштейна. «Я убежден, что вы поверите мне, что это письмо написано мною со всею серьезностью и честностью, на которую я только способен, И я верю, что вы примете его в том же духе…»

Советские люди не обманули этих надежд Эйнштейна! Его письмо было воспринято в нашей стране именно в этом духе. Переписка Эйнштейна с советскими учеными — это особенно ясно сейчас, в исторической перспективе, — не привела, как на это надеялись провокаторы международных раздоров, к моральному отчуждению ученого от лагеря мира и прогресса. Летом 1948 года Эйнштейн доказал это, направив дружественное послание Всемирному конгрессу деятелей культуры, собравшемуся в польском городе Вроцлаве. Илья Эренбург с удовлетворением отметил; «Среди выдающихся людей, заявивших о том, что издали они принимают участие в работах конгресса, находится профессор Эйнштейн». Те, кто рассчитывал опереться на имя великого физика в крестовом походе против социализма и демократии, просчитались. Дело повернулось иначе. Об этом позаботился весь ход событий, позаботилась «старуха история, которая умнее нас всех», как любил говорить Альберт Эйнштейн.

Маккартизм волной ядовитого газа наползал на Америку.

Эйнштейну все это было знакомо, слишком хорошо знакомо!

Воспоминания тридцатых годов — фашистский террор в Германии и кампания ненависти, которую друзья Гитлера развязали против него, Эйнштейна, в Америке, — не изгладились из памяти. Но не надо было забираться воспоминаниями так далеко. Он ясно представил себе военные годы, когда друзья фашизма на западной стороне Атлантики временно прикусили себе языки, и все же стало возможным, например, так называемое «дело Рассела».

Лорд Бертран Рассел (Эйнштейн знал его хорошо и давно) трудился над вопросами философских оснований математики и снискал себе в этой области мировое имя. Он отстаивал, кроме того, идеи позитивизма в философии, что само по себе уводило его достаточно далеко от материализма. И, наконец, — что было самое существенное с точки зрения ревнителей американского образа жизни! — политические взгляды лорда Рассела отнюдь не тяготели к коммунизму. В своих публицистических и философских трудах он высказывался не раз против советской государственной системы и философии марксизма.

В 1941 году Бертран Рассел приехал в Америку.

Первое время он читал лекции но математической логике в Калифорнийском технологическом институте (том самом, где когда-то преподавал Эйнштейн). В следующем, 1942 году ему предстояло вести точно такой же курс в городском колледже Нью-Йорка. Приглашение туда исходило от совета по высшему образованию при нью-йоркском муниципалитете и было утверждено всеми членами совета. Рассел принял приглашение. Власти Нью-Йорка могли, казалось, поздравить себя с приездом в их город общепризнанного светила науки… Не так просто!

Лорд Рассел имел неосторожность прослыть атеистом. В ряде печатных трудов (и в том числе в цитированном выше памфлете «Почему я не христианин») он вскрывал несостоятельность религиозного учения о боге-творце, а также подвергал сомнению историческое существование Христа и моральную высоту приписываемого ему учения. «Будда и Сократ, — писал он, — решительно выше Христа в отношении мудрости и добродетели». Кроме того, английский философ позволил себе критически отнестись к буржуазному семейному праву и капиталистической морали. Он осмелился высказаться в пользу общественного воспитания детей с целью приучения их к труду и полезной деятельности…

Этого было достаточно. Все фурии были выпущены против семидесятилетнего ученого. Запахло, по его собственному выражению, «сразу всеми выгребными ямами Америки». В травле Рассела объединились епископы и служители церквей, черносотенные организации вроде «Рыцарей Колумба» и «Дочерей революции», гангстеры желтой печати всех течений и мастей. Власти города не остались глухими к улюлюканью и свисту. Член муниципалитета Чарлз Киган назвал Рассела «собакой». Он заявил, что «если бы у нас были удовлетворительные законы об иммиграции, эта собака не могла бы приблизиться к американским берегам и на тысячу миль!» По мнению другого городского чиновника — регистратора мисс Бирнс, «эту собаку следовало бы вымазать дегтем, вывалять в перьях и выгнать вон из страны»… «Организационные выводы» из всего этого не замедлили последовать: 30 марта 1941 года в законодательное собрание штата Нью-Йорка была внесена петиция с требованием аннулировать приглашение Рассела на вакантную кафедру. В этом «юридическом» документе лорд Рассел был охарактеризован как «проповедник безбожных материалистических теорий», «развратитель молодежи» и «коммунистический агент». «Мы просим вашу честь, — так заканчивалась «петиция», — защитить нашу молодежь от тлетворного влияния этого человека с отравленным пером, этой обезьяны (!), этого посланца дьявола!»