Лев Боярский - Очерки старой Тюмени

Я помню, мы с братом Витькой купили на 2 коп. лепёшек и на 3 коп. пол-бутылки «кислых щей» — это сладкий особый напиток, похожий на баварский квас. Торговали и настоящими фруктовыми водами и сельтерской завода Петухова. Доверенный этого завода еврей Матлин имел свой особый барак.

Конечно, люди находили и более крепкие напитки. Нам с братом приходилось наблюдать драку пьяных: с одной стороны гражданина с тросточкою против ножа жителя так называемых сараев, одетого в широкие штаны-шаровары и сапоги. Палочка была сломана об голову «парижанина» (так называли в народе сарайских молодцов). Но зато он был поранен потом и увезён в больницу. «Сараи» — это холмистое место, где добывалась глина для изготовления кустарным способом кирпича, располагалась на линии железной дороги. Там разбросаны были ряд домиков, в которых ютилась беднота и куда скрывались от гнева полиции жульё. Туда в одиночку даже полицейские боялись пойти в ночное время. Там часто находили при обысках краденные вещи (шубы, пальто и золотые вещи). Один раз, как передавали среди народа, целую тройку лошадей с санями похищенную в городе на одной из улиц, обнаружили в «Сараях».

Теперь на месте «Сараев» выстроены жилые дома, магазины — часть города с ТЭЦ.

Праздник «Ключ» держался только первые годы XX столетия.

Что касается спорта, то ни футбола, ни хоккея, ни баскетбола тогда не было. Велосипеды делали за границей и стоили они дорого очень. Так, велосипед Гритцнера (Австрия) в магазине Альтшуллера стоил 350 руб. мужской и ещё дороже женский. Так что обладатели велосипедов были богатые люди.

Охота велась шомпольными ружьями. Ружья центрального боя были очень дороги, только входили в моду. Мальчишки играли в мячик (в лапту, в «беглы») или в городки. «Исполинский столб», крокет — вот игры. Процветал конный спорт на ипподроме. Хорошие рысаки выращивались в дер. Гусева. В начале 900х годов делали игры над ипподромом проезжие авиаторы-петербуржцы, таким был Уточкин.

Мой отец Иосиф Васильевич Карнацевич , сосланный в Сибирь за польское восстание 1863 года, как указано в списке постатейном, забран он был в шайку мятежников и осуждён Виленским военным судом на 4 года арестантских рот и ссылкой в Сибирь на поселение под надзор полиции. По образованию он медицинский фельдшер, в 80х годах получивший звание старшего медицинского фельдшера при Варшавском университете[…] Появились в Тюмени ссыльные поляки 100 лет тому назад, в том числе и мой отец, проживший здесь долгую жизнь. Умер он на 82-ом году жизни в 1918 году (родился в сентябре 1837 г.)

29 лет он прослужил фельдшером на кожевенном заводе братьев Колмогоровых (документ об этом в музее). Он как фельдшер всё время пополнял свои знания, читая специальные медицинские журналы «Фельдшер», где помещались статьи фельдшеров, […], «Литературный медицинский журнал доктора Окса». Кроме того, имел целый шкаф книг медицинских на русском и польском языках. Я помню, потом ряд книг раздарил врачам по специальностям.[…]

У отца была обширная практика среди беднейшего населения Тюмени. Он имел право частной практики и право вывески на воротах дома «Медицинский фельдшер Ю.В. Карнацевич » Сталкиваясь со многими людьми он много видел, знал, наблюдал, слышал и мне хочется по памяти записать некоторые его рассказы.

Оставшись рано без отца и матери и получив домашнее образование (читать, писать, считать) мой отец ещё подростком был отдан матерью на выучку фельдшерскому делу к доктору Стецевичу. Проработав у него 5 лет он получил от доктора Стецевича бумажку, что может самостоятельно исполнять обязанности фельдшера и рекомендовал его ближайшим помещикам, имеющим крепостных крестьян. Отец работал в Витебской губернии на Белоруссии, сначала у помещика Лопацинского, а затем у графа Велигорского, обслуживая крепостное крестьянство в их поместьях. Он рассказывал, что во дворец графа Велигорского он по вызову обязан был являться в белых перчатках, причём не смотря на то, что он уже был молодой человек лет 20-ти, его не считали за человека, при нём дочь Велигорского раздевалась, садилась в ванну, не обращая внимания на него.

В польское восстание 1863 года он пошёл вместе с рядом молодёжи его возраста, с охотничьим ружьём и конечно, быстро попал в плен. Сначала их всех посадили в Динабургскую крепость до суда, а затем он был осуждён Виленским военным судом, где председателем суда был известный граф Муравьёв, прозванный в народе «вешатель». Отец был осуждён на 4 года 3 месяца арестантских рот, а затем ссылка в Сибирь под надзор полиции.[…]

Ссылка в Сибирь шла по так называемой «Владимирке». Теперь эта дорога в Москве называется Шоссе Энтузиастов. Отправлены были пешим порядком в арестантских халатах с «бубновым тузом» на спине, скованные по 4 человека.[…]

Когда дошли до станции Усть-Ламенка (недалеко от г. Ишима), их группу расковали, конвой ушёл и сказали арестантам, что они свободны и могут идти куда хотят. Отца товарищ фельдшер Якимашко хотел покончить с собой, но отец удержал его от этого шага и предложил идти в Ишим и поискать там работы. В Ишиме тогда населения было всего 3–5 тысяч человек. Была городская больница, которой ведал врач Тыранов . По рассказу отца, этот врач окончил в своё время медико-хирургическую академию в С.-Петербурге и женился на купчихи с приданым 20 тыс. руб.[…] Отцу удалось устроиться фельдшером при Ишимской больнице. Якимашко, его приятель, тоже фельдшер, устроился в посёлке Падун Ялуторовского района, где был винокуренный завод поляка Поклевского , тоже когда-то ссыльного за восстание ещё в 1830 году. Отец рассказал, что Тыранов часто посылал его к больным на дому поставить правильно диагноз болезни, а также проделать все лечебные процедуры. Прежде всего — пустить кровь из вены — удалить «дурные соки», дать слабительное — каломель и рвотное — ипекакуану. Такой шаблон был лечения всякого лихорадочного заболевания. Конечно, рвота, понос, потеря крови резко ослабляли больного и мешали его организму бороться с болезнью. […] «Хуже разбойников были мы, медики» — часто вспоминал отец. Недаром как огня боялось население больниц людей в белых халатах.

В Тюмень отец выехал из Ишима, так как Поклевский обещал ему место фельдшера. Но когда он в Тюмень приехал, место уже было занято кем-то другим. В Тюмени он встретил ряд ссыльных врачей поляков, […], которые обещали ему помощь. Кроме того, ему удалось устроиться на постоянную службу на кожевенный завод братьев Колмогоровых и он остался в Тюмени. Не смотря на то, что ему минуло 50 лет, он решил наконец жениться. Невестой его стала Ядвига Рыбиньская , дочь ссыльного поляка из Харьковской тюрьмы (в связи с 1863 годом) Иосифа Ивановича Рыбиньского и его жены Каролины Викентьевны Гродецкой . Невеста после окончания женской гимназии в Житомире служила то заведующей библиотекой, то письмоводителем у адвоката Бартошевича . Свадьба состоялась в 1890 году. Жениху шёл уже 53 год, а невесте всего 23 года. Вот от такого брака я и родился в 1891 году.[…]