Владимир Ковтонюк - Разъезд Тюра-Там

Берег озера, расположенного в распадке гор на юге Франции, был отмечен редкими вкраплениями шезлонгов отдыхающих, в силу почтенного возраста выбравших это тихое, уединённое местечко вместо бурной жизни, характерной для побережья средиземного моря.

Геликоптер своими регулярными визитами для загрузки водой, безусловно, раздражал их, но они относились к этому с пониманием, а некоторые из них даже с интересом, потому что причина этих визитов была более чем уважительная — к озеру с юга приближалась полоса лесных пожаров.

Геликоптер, нарушивший размеренный ритм жизни этого местечка, заставил некоторых отдыхавших вооружиться биноклями, и тогда они могли разглядеть в его кабине пилотов, так умело и неутомимо управлявших машиной, похожей на доисторического монстра.

— Какое захватывающее зрелище, не правда ли? — спросила холёная блондинка своего спутника, откинувшегося в шезлонге и лениво наблюдавшего за геликоптером. — А я уже думала, что меня ничем не удивишь.

— Для меня всегда было загадкой, малышка, как русские умудряются создавать такие машины, равных которым нет в целом мире, но не могут сделать для своих женщин и пары модных дамских туфелек, — мужчина, видимо имевший отношение к производству обуви, поднес ко рту стакан с холодным оранжадом.

— Но это их неумение полностью компенсируешь ты, не так ли?

— В какой-то мере. Похоже, после визита президента в Россию для нас откроется бездонный русский рынок. Если этот прогноз оправдается, у нас появится возможность реконструировать фабрику и удвоить, утроить выпуск обуви. Надеюсь, мы получим такую возможность. Ведь повезло же макаронникам, у которых русские покупают завод по производству легковых автомобилей. Такой же по размерам, как сам «Фиат». Пока я могу только мечтать о таком варианте, — он поставил пустой стакан на небольшой столик рядом с шезлонгом. — Похоже, контракт будет скоро подписан, и это будет сделка века.

Джулио подошел к столу, оборудованному перед входом в кабину пилотов, снял противошумные наушники, надел гарнитуры и подключился к СПУ (самолетному переговорному устройству).

«Все-таки, как шумно. Находиться в геликоптере без наушников или гарнитур просто немыслимо. Все эти тысячи шестерёнок, вращаемых двигателями геликоптера, визжат, каждая на своей ноте, сливаясь в адскую какофонию звуков, чуждых человеческому уху. Стоит только на мгновение остаться без наушников, и дня два-три будешь ходить, словно оглохший».

Он сел у стола на откидной стульчик. На другом стульчике, откинутом от борта, пристроилась Элен.

Доклады о заправке водой танков геликоптера поступали на русском и французском языках, но русский экипаж давно усвоил реплики французов, поэтому в услугах Элен практически не было нужды. Она явно скучала, рассматривая карту района, охваченного лесным пожаром.

Габариты фюзеляжа геликоптера позволяли расточительно расходовать внутреннее пространство геликоптера, и хотя на карте были отменены даже мелкие ручейки и лесные тропы, она казалась маленькой на столе внушительных размеров. Русские в шутку рассказывали, что председатель комиссии, утвердивший акт приемки геликоптера, генерал, известный лётчик-ас Второй мировой войны, удивился тому, сколько бутылок водки уместилось после заседания комиссии на этом столе, предназначенном исключительно для авиационных карт.

Наконец, последовал доклад об окончании заполнения водой танков геликоптера, и в наушниках позвучало «Аванте!»

Джулио наблюдал, как Гарнеев для дополнительной подстраховки, высунувшись чуть ли не на полкорпуса в открытую дверь кабины, осмотрел, на сколько это было возможно, свою сторону, а второй пилот Петра проделал то же самое с правого борта.

В гарнитурах прозвучало по-русски:

— Экипаж, внимание! Взлетаю!

Гарнеев установил двигателям требуемые обороты, отчего вой вращающихся приводов геликоптера стал совершенно нестерпимым, а левая рука Петры, сгибаясь в локте, потянула вверх рычаг шаг-газа.

Зазор между землёй и тенью, падающей от стоек шасси, увеличивался — геликоптер взлетел и, тяжело набирая высоту, двинулся в распадок между горами туда, где виден был дым лесного пожара.

Вдали мелькали, сменяя друг друга, летающие лодки «Каталины», струи морской воды, выброшенные ими на жуткий пожар, испарялись, даже не долетев до земли, делая их работу совершенно неэффективной, похожей на сизифов труд.

Экипаж геликоптера работал молча, но слаженно и чётко. Штурман Нестеренко, это у него на банкете из-за неимоверного количества спиртного, исчезнувшего в его могучей груди, прорезалось знание итальянского языка, в результате чего Джулио получил прозвище «Тополино», изредка показывал рукой корректировку направления полёта.

Джулио вспомнил, что существует инструкция для американских морских пехотинцев, какое количество напитка и в какой стране можно выпить без риска для жизни. Что касается водки, то в инструкции указана цифра летальной дозы для «джи ай» в 300 миллилитров. При этом в скобках содержится исключение из правил: кроме русских.

Так этот русский штурман перекрыл норму американского морского пехотинца минимум в три раза, и ничего, работает.

Между пилотами, спиною к грузовому отсеку, разместился борттехник Чулков. Теперь он готовил машину к полётам.

«Теперь самое время, чтобы подложить русским адскую машинку. Это Великанцев заглядывал во все щели, спрятать мину было невозможно, только взять её с собой. Но это означало бы, что следует пожертвовать собой. А ради чего? Ради какой высокой цели? Ради бизнеса дядюшки Билли? А этот, хоть и действует в соответствии с требованиями инструкций, но не более того. Значит, эта скотина Билли скоро обратится ко мне», — думал Тополино. — «Я суну по штуковине под кресла пилотов. И стану богатым».

В то утро Джулио вышел из коттеджа и, открыв дверцу своего «пежо», бросил на заднее сиденье кейс, в котором лежала пара сорочек и бритвенный прибор. Впереди было три дня, свободных как от службы, так и всех других забот. Наконец-то, от него отстанут эти прилипчивые американцы, которые стараются втянуть его в какое-то грязное дельце.

Настроенный благодушно, Джулио, тронув машину, подъехал к контрольно-пропускному пункту. Он успел переодеться в гражданскую одежду и, подумав, что сержант, дежуривший у выезда, не узнает его, стал искать пропуск.

Но у шлагбаума торчал старый знакомый, пришедший на службу из резервистов. Он подошел, бесцеремонно сунул голову в открытое окно машины и просительным тоном, так, чтобы не слышали никто, кроме Джулио, сказал:

— Привет, Джулио. Наконец-то ты смог вырваться. Не иначе, как за тем, чтоб навестить свою крошку.