Алексей Поправкин - 10600 или третий закон Ньютона в жизни

Совсем скоро, летим в Свердловск — Новосибирск. Людина подруга, даже билет поменяла, узнав, что я лечу, чтобы у нас в кабине посидеть. Летим, уже подлетаем к Перми, и я слушаю погоду Свердловска. А в Свердловске туман, а в Перми тумана не было. Меньше, чем через 20 минут уже рулим в Перми.

— Быстро долетели, говорит Людина подруга.

— Да, мы сели в Перми, в Свердловске погоды нет, туман — говорю я.

— Не может быть — удивляется Людина подруга. Подрулили к вокзалу, где было написано “Пермь“, поверила, а Николай Андреевич, сказал ещё раз “Н-да” и женщин в кабину, кроме моей жены, больше брать не стал.

Потом, я уже летал с Александром Волковым, и кроме Фоменко и моих Голландских приятелей я не возил ни кого. Об этих товарищах я уже писал.

Потом был уже Питер. Мы летели с Павловым А.А. на Запад, из Тюмени в Питер, с какой то Христианской миссией из Норвегии на борту. Вдруг в нашу дверь постучали, и на пороге появилась Анне Лизе из Осло. Мы летели на 10600 и болтали с ней весь полёт и она фотографировала небо всю дорогу, и так была благодарна, что переписывалась со мной почти год и прислала мне снимок, который и должен быть обложкой моей будущей книги.

Один раз с нами летела Эдита Пьеха. Она подарила нам календари с её изображением. Честно говоря, мне совершенно всё равно, кто с нами летит, но спев всего одну лишь песню о тех товарищах, о которых не вспомнить нельзя, я уже был ей благодарен на всю оставшуюся жизнь.

В Архангельск с нами как-то летал Тур Хиердал с Сенкевичем. Розенбаум летать любит и очень приветлив, Боярский летал, не снимая головного убора, и не замечая экипаж. Знаменитые артисты сидят в бизнес классе, их было много, всех не упомнишь.

Часто летали политики, а также жена одного из политиков. Все работники предприятия Пулково боялись неожиданностей от неё. На всякий случай усиливалась осмотрительность бортпроводников, но первое время без скандалов не обходилось, но люди всегда учатся…

Наши рассказывали, как однажды в кабину заглянул сам Владимир Вольфович Жириновский. Он с восхищением наблюдал за слаженной работой всего экипажа, правда в горизонтальном полёте работает в основном штурман, который не виден. Штурман сидел в носу за занавеской в тот момент. И сей факт, очень удивил лидера ЛДПР — никто, казалось, самолётом не управлял, а он летел куда надо! Кто же самый главный на борту? — спросил Владимир Вольфович.

— Командир — отвечают ему.

— А кто же самолётом сейчас управляет?

— Штурман.

— Значит, штурман не командир? Когда я стану президентом, штурман будет Командиром!

Нравился мне Владимир Вольфович.

Вообще, после посадки, особенно на заграничных рейсах, пассажиры хлопают в ладошки. Нравится, значит. В театрах ещё “Браво, Бис!” кричат. Я предложил, если у нас тоже кричать станут, то произвести повторный заход с посадкой, для поддержания престижа авиакомпании.

Февраль 2003 года. Мне ещё осталось только 46 часов до моего последнего полёта. Мы летим в Сочи. Наш стандартный экипаж и проверяющий, наш Павел, зам. командира эскадрильи. Если честно, то погода была дрянь, снег, плохая видимость, и я не очень то верил, что это заряд. По прошлому опыту, такая погода могла продолжаться долго, до вечера. Но прогноз был нормальным, и по документам мы не должны были задерживаться, полетели. У меня в кабине гость — товарищ сына нашего Владимира Николаевича, нашего Командира. Вообще, устал, ещё гости. Ничего, скоро уже отпуск.

Со мной сидел самый обычный парень, с толстыми очками и вообще ничем не примечательный. Одним словом очкарик! Ладно, пусть уж сидит, тем более что Владимир Николаевич попросил. Пока рулили к исполнительному старту, познакомились. Султан, так звали того парня, купил билет в Сочи и обратно с нами, чтобы просто посидеть в кабине и получить то же удовольствие, что и мы! Даже, видимо большее! Я такого не видел! Мне казалось, что в этом Ельциноидно-Чубайсоидном обществе остались только “Баобабы”. Потом выяснилось, что даже летаем мы с ним в одном аэроклубе, и даже у одного инструктора, а лётчиком он не смог стать из-за зрения. Зауважал я Султана, и весь полёт старался ему всё рассказывать и показывать.

Через 3 часа, мы уже над Сочи. Погода дерьмо, и мы ещё полчаса крутимся в зоне ожидания, а потом уходим на запасной в Краснодар. Султан рад, потому, что полетает ещё, а я очень хочу писать, поэтому радоваться буду только в туалете. Пока заправлялись, погода улучшилась и мы снова в воздухе. В общем, вместо 5 часов 50 минут, мы налетали целых 8.

Задолженность по отпускам уже составляла 180 дней, и это уже начинало огорчать не только меня. Скоро будет сворачиваться работа на 134, надо переучиваться на 154, как можно скорее! Но переучивания в ближайшее время не будет, и я решил бороться с заначкой по отпускам, Горгонообразной.

Я ещё не знал, что 24 марта, Самара, будет моим последним рейсом.

Я с радостью ушёл в отпуск, не зная, что переучивание всё же состоится, пока я отдыхаю. Правда, переучивались только трое. Толя М., который был старше меня, и уже скоро ему переучиваться по возрасту было бы нельзя, и ещё 2 других взявшихся, вдруг от куда не возьмись, которых я не знал, но зато знали их родственников. Что соответствовало главному “ЛОСЁНОК МАЛЕНЬКИЙ НА ВСЕХ НЕ ХВАТИТ!” И как писал Губерман

Я ушёл в отпуск, думая, что просто устал, но усталость почему-то после отпуска не прошла. Уже в конце апреля, я проходил ВЛЭК. Именно там, меня и тормознули, и, рассчитывая, что кроме усталости ничего нет, отправили меня в наш стационар, в надежде подлечить. Но лекарства от действия 3 закона Ньютона ещё не изобрели, это, как известно, физика. Дальше вы уже знаете всё.

Каждый, кто летал, в основном может рассказать подобное. Обычно, восприятие того, что было там, в Небе начинает ощущаться лишь после того, как ты это теряешь. Поэтому и память обостряется.

Спросите любого лётчика, который ещё не отлетался, и он ничего не сможет рассказать — борт порядок! Потому что, это каждодневная работа.

Отец моей жены, в 17 лет ушёл на фронт. А я, понимая, насколько свята для нас та страшная Война, пристаю к нему с расспросами. Он мне вдруг и говорит, что под пулями не так страшно, как в небе. Очень меня это удивило!

Совсем недавно, уже лишившись, главной радости жизни, я достаю своими расспросами 85-летнего фронтовика, прошедшего всю Войну с 203-миллимитровым орудием. Первые два дня он держался и мне всё рассказывал, а потом меня и спрашивает, кто же я. А узнав, засыпал расспросами — у него оказалось такое же мнение, как и у отца моей жены.