Эрвин Полле - Четыре жизни. 2. Доцент

Во вторник, 25.03, зашёл к председателю месткома Овчинникову, рассказал. Он обещал выяснить и поговорить с Чемакиным.

27.03 снова зашёл в местком. Овчинников понёс галиматью, что я не договорился как следует, и что я не партийный и ещё что-то. Чемакин, дескать, сказал, что он ни с кем не разговаривал и возможно Яклевский беседовал с кем-то из других членов парткома.

В 14.30 27.03 пришёл на приём к Копылову. Копылов считал меня уже «отрезанным ломтем». Удивился и не поверил мне. Анатолий Михайлович [Чемакин] не мог дать такую характеристику. Я настаивал. Копылов: «По-видимому, Чемакин дал объективную характеристику о прошлых событиях». Я настаивал. Копылов звонит Александрову [ректор университета] и тот подтверждает мои слова. Копылов говорит в трубку, что, по-видимому, Чемакин был в плохом настроении. Разговаривали долго. Копылов подтвердил положительную характеристику и сказал, кто мол в молодости не совершает ошибки. Стало ясно, что до университета донесли всю грязь, которую месили 3–4 года назад. Копылов сказал, что не будет возражать, если конкурсная комиссия университета изменит своё мнение. Это было в трубку. Далее он обратился ко мне: «Работайте, но как я понял, вопрос окончательно ещё не решён». Мой вопрос: «А как с жильём?» Ответ: «заберите заявление из месткома и верните мне». Оказывается, он уже передал заявление в местком.

В этот же день мне стало известно, что ещё 26.03 Александров по секрету передал декану Соловьёву, что он всё-таки хочет меня провести.

На сегодняшний день это всё, что мне известно. Настроение поднялось! Сильно задело за душу не отклонение дела конкурсной комиссией, а мерзость Чемакина, который явно выступал с голоса Магарила. Да и сама кампания была тщательно продумана, подготовлена и началась вовремя. Нужно было во что бы то ни стало сорвать выборы сейчас, а дальше видно будет. Копылов же в моих глазах явно поднялся.

01.04.75 г. Заходила вчера Ирина Максимова [доцент, ранее работала у Магарила, активный участник антимагарильской коалиции; вынужденно, в связи со слабым здоровьем, ушла в университет; значительно моложе меня, но в живых уже давно нет.] и рассказала, что там говорят в университете обо мне (на кафедре Зарубина — ботаники). Ужас! И склочник, и бог знает что ещё. Т. е. Магарил провёл крупную работу. Мне же, прямо скажем, оправдываться не хочется. Ни к чему, да и воспринималось бы это как самореклама. Неделю назад порывался пойти в обком, а теперь, после встречи с Копыловым, не вижу в этом необходимости. Ещё приклеят ярлык «правдоискатель». Да, надо защищаться!

На этом в дневнике заканчиваются записи о попытке уйти в университет. Дальше и писать не было смысла. Три месяца переживаний, доказательств, что «не верблюд», и всё осталось на своём месте. Кстати, ректора тюменского университета скоро съели, через пару лет я обнаружил его профессором alma mater, томского университета (в мои студенческие годы имя математика Александрова звенело в Томске, как самого молодого доктора наук). Грубая ошибка Александрова в Тюмени, что при организации университета на базе педагогического института, он прежнего ректора оставил первым проректором. В результате Александрову не дали «влить свежую кровь» в старый пединститут. Александров мне лично говорил, что собирается одновременно заменить 8 заведующих кафедрами (я — один из новичков). Старые пединститутские кадры при тайном голосовании отработали, как надо было первому проректору. К сожалению, и я попал в центр конфликта интересов верхушки университета, а подсказчиков о недостатках (мнимых или подлинных) из родного института хватало. Полностью развеялись иллюзии о возможности стать заведующим кафедрой открытым конкурсом без подковёрной борьбы.

Нужен глоток свежего воздуха. И особенно в связи с тем, что с курсом СФХМИ распрощался окончательно. Каждый доцент обязан раз в пять лет пройти через систему повышения квалификации (формы могут быть разные). Кто-то подходил к этому делу совсем просто, скажем, оформлялся в соседний институт, а сам занимался своим делами (от учебных занятий освобождён). Я пытался пробиться на факультет повышения квалификации (ФПК) сначала в МГУ, получил отказ, затем в Ленинградский университет, снова отказ. Тюменский индустриальный институт «рылом не вышел» для помощи со стороны ведущих университетов страны. В конечном итоге в сентябре 1975 г. удалось попасть на ФПК в технологический институт в Ленинграде.

4 месяца в Ленинграде дали море новых ощущений. В институте появлялся далеко не каждый день, да и то ближе к обеду с целью поесть в неплохой и дешёвой столовой для преподавателей. Утром работал в общежитии, оформлял статьи (портфель экспериментальных материалов привёз с собой) в ведущие журналы АН СССР, подготовил две статьи в журнал общей химии, одну в журнал физической химии…

А затем по городу. Месяца два изучал Ленинград по расположению кинотеатров (реклама на неделю, здесь же адреса). Почти каждый день смотрел по художественному фильму. Как-то попал на декаду норвежского кино. Фильм «Жёны». Ничего подобного на нашем экране не видел (голые беременные женщины во всей красе, по-моему, перебор). Насмотрелся кино на 10 лет вперёд.

В Ленинграде многое удивляло, в том числе внешние проявления шовинизма. На стенах домов и панельных заборах антисемитские лозунги. И свастика! Как-то ещё можно понять (не оправдать), когда это делают безмозглые недоросли, но шокировал масштаб лозунгов (1975 год!). Можно по-разному относиться к евреям, но проявления великорусского шовинизма очень быстро перекидываются на другие национальности, а то и просто на «черножопых», «узкоглазых», «лиц кавказской национальности»… Подобный подход для меня неприемлем даже в разговоре. Повторюсь, я никогда не поддерживаю разговоров о повышенной «умности», исключительности евреев, немцев или кого-то ещё. Национальный вопрос является тонкой и крайне чувствительной материей, способной быстро всколыхнуть огромные массы людей и погубить любое государство. Особенно страшно, когда национальную карту начинают разыгрывать политики.

Ленинград красив, но мрачен (стоит отойти от Невского или Литейного проспектов, попадаешь в каменные трущобы). По маршрутам движения иностранных туристов ещё со сталинских времён всё вылизано, а чуть в сторону — караул! Дороги в городе отвратительны. Новые районы, вдали от центра и метро, строятся на достойном уровне, впрочем, вспоминаешь «Иронию судьбы» Эльдара Рязанова.

Трижды по 4–5 часов провёл в многочисленных залах Эрмитажа, больше ноги не выдерживают, да и внимание притупляется. Эрмитаж не имеет конкурентов в России, думаю, входит в первую десятку музеев мира. Нет смысла описывать впечатления, нового ничего не скажешь: великий музей, великие произведения искусства. Завидно только, что дети Санкт-Петербурга с малых лет могут видеть произведения искусства в оригинале и, наверняка, добросовестные учителя рисования этим пользуется. Здесь, в Эрмитаже, остро сознаёшь, как обделены мои дети и внуки. Культурно образовывает даже аура великого музея, мягкие шлёпанцы (чуни?) на входе, разговоры шёпотом перед великими творениями.