Александр Извольский - Воспоминания

Два года, которые предшествовали войне, были отмечены небывалым ростом симпатии русского общества по отношению к славянам. Это движение захватило все классы общества и выражалось в проявлениях воинственного энтузиазма со стороны русской молодежи и вступлением добровольцев в сербскую армию. Мой старший брат поступил в гвардию и, когда была объявлена война, отправился на фронт; я готов был последовать его примеру, но юный возраст помешал этому, а когда мне исполнилось девятнадцать и я имел возможность выполнить своё желание, война закончилась миром в Сан-Стефано (3 марта 1878 года). Не желая терять случая принять участие в балканских делах, которыми я продолжал живо интересоваться, я поступил на дипломатическую службу в качестве атташе в Константинополе. Русское правительство возобновило дипломатические отношения с Турцией, послав в качестве своего представителя князя Лобанова, будущего министра иностранных дел. Благодаря содействию и даже дружбе, которую питал ко мне этот выдающийся государственный человек, я быстро прошел первые ступени дипломатической карьеры, но чем я особенно обязан ему, так это общением с этим выдающимся культурным человеком, обладающим и замечательной тонкостью суждений, которое избавило меня от многих ошибок, свойственных моим сверстникам в тот период.

Если бы я не боялся затруднить моих читателей, я дал бы подробный портрет князя Лобанова. Я уже говорил, что он являлся одним из наиболее блестящих представителей группы общественных деятелей либеральной эпохи царствования Александра II.

Grand seigneur по рождению Лобанов-Ростовский, происходя от одной из древнейших линий дома Рюрика, был историком и человеком широко образованным. Он был diplomate de carriere, но по семейным обстоятельствам долгое время уклонялся от поступления на службу, пока, наконец, не начал свою дипломатическую деятельность в качестве посла в Константинополе. После служения в качестве посла в Вене и в Лондоне он был назначен в 1895 году министром иностранных дел, но умер на следующий год, во время сопровождения императора Николая в заграничную поездку. Это случилось через неделю после того, как он снова дал доказательство своего дружеского расположения ко мне, предложив императору назначить меня своим помощником, т. е. на пост товарища министра иностранных дел, но моё назначение не состоялось за его смертью. Когда я был призван в свою очередь руководить иностранной политикой России, я не всегда шёл по его пути и не следовал некоторым из его политических теорий, но я сохраняю до сего дня громадное преклонение перед его памятью и гордость считать себя в числе его любимых учеников.

Я рискнул в этой главе отвести слишком много места описанию моих предков и дней моей юности, потому что мне кажется, что таким путем я смог лучше объяснить социальную и политическую структуру России, которая обычно не совсем ясна для внешнего мира. Подробное описание перипетий моей долгой дипломатической службы, наоборот, не представляет интереса с этой точки зрения, и поэтому я совершенно уверен в том, что мои читатели будут мне благодарны, если я избавлю их от такого изложения. Достаточно будет указать последовательные этапы моей службы: Турция, Болгария, Румыния, Соединенные Штаты, Италия, Сербия, Бавария, Япония и, наконец, Дания, откуда я отправился в Петербург, чтобы принять пост министра иностранных дел. Среди этих этапов следует отметить один – миссию, которую я выполнил при Ватикане в период 1886 – 1897 годов во времена папы Льва XIII, вызвавшую разногласие с русской бюрократией и определившую ту позицию, которую я занимал впоследствии в известных вопросах внутренней политики, особенно в вопросах религиозной свободы и положения инородцев в России. Поэтому я посвящу несколько страниц в следующей главе этой миссии, которая была наиболее интересным периодом в моей дипломатической деятельности, но пока я вернусь к рассказу о событиях, последовавших за открытием первой Думы.

Как можно было ожидать, Дума с самого начала не только приняла враждебную позицию по отношению к правительству, но и ясно показала стремление расширить права, дарованные манифестом 1905 года.

Впервые это обнаружилось в проекте ответа на тронную речь, составленном в комиссии из тридцати трёх членов Думы, целиком принадлежащих к оппозиции.

Этот ответ включал в себя все пункты программы кадетской партии с требованиями уничтожения Государственного совета, установления ответственности министров перед Думой, всеобщего голосования, отмены исключительных законов, права собраний, свободы печати, полной свободы совести, отмены сословных привилегий и т. д. Аграрный вопрос разрешался очень радикально, путем передачи крестьянам всех кабинетских и монастырских земель, а также путем принудительной экспроприации части земель, принадлежащих частным собственникам.

В дальнейшем намечались принципы полной амнистии по политическим и религиозным преступлениям.

Обсуждение проекта ответа заняло неделю и закончилось особенно бурным ночным заседанием, в котором лучшие ораторы кадетской партии – Петрункевич и Родичев – произнесли пламенные речи, упрекая правительство за жестокое подавление революционного движения и требуя немедленного освобождения арестованных в связи с последними событиями.

Ответ на тронную речь был единодушно принят присутствовавшими в заседании членами Думы, а небольшая группа октябристов и консерваторов покинула зал, не осмеливаясь голосовать против.

Принятие этого ответа, несомненно, знаменовало собой стремление Думы присвоить себе права Учредительного собрания и принудить власть пересмотреть манифест 1905 года самым радикальным образом.

Это вызвало чрезвычайное раздражение в правительственных кругах и сопровождалось спорами между представителями народа и монархической власти о способе, которым ответ должен быть представлен императору. Он отказался принять депутацию, выбранную для этой цели Думой, и известил председателя, что может принять адрес не иначе, как только через министра императорского двора. Депутаты сочли это оскорбительным для себя, так как они употребили величайшие усилия, чтобы облечь свои требования в наиболее корректные и даже проникнутые духом лояльности к личности государя формы. Благодаря благоразумному воздействию на Думу со стороны некоторых кадетских лидеров она не настаивала на своей точке зрения. Указывая, что она не будет спорить о форме передачи адреса императору, и отмечая, что предложенный способ передачи одинаков и для Государственного совета, Дума решила отнестись к этому как к простой формальности, требуемой императорским двором.