Александр Извольский - Воспоминания

Крайние реакционные министры князь Ширинский-Шихматов и Стишинский делали оскорбленный вид и, когда высказывали своё мнение по различным вопросам, никогда не упускали случая прибавить, что правительственная деятельность станет возможной не раньше, чем будет восстановлена самодержавная власть.

Шванебах проводил время в нескончаемых нападках на графа Витте и на предшествовавший кабинет, никогда не забывая после каждого заседания посетить австрийское посольство, где он рассказывал о деталях дебатов своему другу барону Эренталю, и на следующее утро, несомненно, его рассказ становился известен Вене и Берлину.

Адмирал Бирилев, будучи совершенно глухим, даже не пытался присоединиться к дебатам; генерал Редигер никогда не проронил ни одного слова. Только Столыпин и Коковцов старались придать серьезный и достойный характер заседаниям, ясно и компетентно докладывая о делах своих ведомств, но они привлекали лишь поверхностное внимание своих коллег. Что касается меня, я чувствовал, что мои усилия перебросить мост через пропасть, отделяющую правительство от Думы, были осуждены на неудачу и служили только для того, чтобы создать мне в глазах Горемыкина и его друзей репутацию опасного либерала, которого необходимо обуздать во что бы то ни стало.

Странная линия поведения, принятая Горемыкиным, – не сотрудничать с Думой и не вступать с ней в борьбу, но, так сказать, бойкотировать её – скоро принесла свои плоды.

Малейшая попытка со стороны правительства искренне сотрудничать с Думой была бы встречена одобрением и симпатией в широких кругах умеренных либералов во всех частях страны, в то время как обратная политика, вплоть до роспуска Думы, могла в конце концов удовлетворить реакционеров и, может быть, буржуазию, которым надоело революционное возбуждение и которые всегда были склонны прибегнуть к применению силы; но и "непротивление злу", если придерживаться терминологии Толстого, которое практиковал Горемыкин, рассматривалось как проявление слабости и имело своим последствием непоправимое в глазах самых широких общественных кругов России.

К концу июня общее отсутствие доверия к кабинету Горемыкина обнаружилось наиболее ярко.

Правительство, нуждаясь в средствах для организации помощи населению, пострадавшему от неурожая, решилось впервые представить Думе законопроект, предусматривавший открытие кредита в пятьсот миллионов рублей.

Дума сократила этот кредит до пятнадцати миллионов рублей, предоставляя его на один месяц, а Государственный совет, в котором Горемыкин рассчитывал найти поддержку для восстановления первоначальной редакции законопроекта, согласился с Думой, что означало полное отсутствие доверия к правительству.

Этот вотум недоверия явился серьезным ударом для Горемыкина и окончательно уронил престиж его кабинета даже в глазах консервативной партии.

Ясно видя невозможное положение, в котором находилось правительство, я взял на себя смелость использовать мои личные отношения с некоторыми из членов умеренной либеральной партии в Думе и в Государственном совете, чтобы посоветоваться с ними, в надежде найти какой-нибудь выход из создавшегося положения.

Наши переговоры, к которым мы привлекли и Столыпина, становились все более интересными день ото дня и убеждали меня в возможности установить взаимное понимание между правительственной властью и народным представительством.

Я решил, наконец, открыть глаза государю на опасность положения и сообщить ему о результатах моих переговоров.

Дело это было трудное: император легко мог отказаться выслушать мнение министра иностранных дел по вопросу, который, строго говоря, не касался его ведения, но в этом случае я решил без промедления подать в отставку.

С большими предосторожностями я пригласил к себе на дом небольшую группу моих политических друзей, и мы вместе составили докладную записку, представить которую императору я решил при первой же аудиенции в Петергофском дворце.

Автором этой докладной записки был Львов, молодой талантливый депутат, принадлежащий к умеренно-либеральной партии.

Я привожу документ этот in extenso, так как он обрисовывает наиболее полно то положение, в котором находилась Россия в это время:

"Отношения между Думой и правительством, которое представлено Советом Министров, совершенно ненормальны и создают действительную угрозу установлению порядка в империи.

Всякие сношения между Думой и правительством прерваны, и между ними легла пропасть, созданная взаимным недоверием и враждебностью.

Ясно, что такое положение вещей устраняет всякую возможность какой бы то ни было творческой работы. Эта разобщенность проистекает прежде всего от состава министерства, который совершенно не отвечает требованиям современного политического положения. Личный состав министерства выбран из среды бюрократии, и это вызывает к нему глубокое недоверие со стороны широких общественных кругов.

Это та самая бюрократия, которая повинна во всех бедах, постигших Россию, – в беспорядке и разрушении, царящих дома, точно так же как в неудачах японской войны, и нельзя отрицать, что эти упреки – правильны ли они или нет – будут всегда направляться против всякого бюрократического министерства.

Настоящий кабинет не только не стремится рассеять это неизбежное недоброжелательство, но увеличивает его целым рядом ошибок, которые он совершил.

Более того, всякое министерство, составленное исключительно из представителей бюрократии, неизбежно обречено на отсутствие доверия со стороны представительных учреждений, без которого невозможно приобрести необходимый авторитет в их глазах.

Не личные качества того или другого руководителя ведомства, не его опыт или добрые намерения способны обеспечить ему необходимый авторитет в политической жизни. Очень часто случается, что одного добросовестного исполнения бюрократических обязанностей оказывается недостаточно для успешного разрешения новых проблем в сложной и весьма разнообразной обстановке. А так как симпатии народа остаются с Думой, вся враждебность направляется против министерства, а это не может не вызвать роковых последствий для управления государством и для спокойствия страны.

Дума, занявшая враждебную позицию по отношению к исполнительной власти, игнорируется этой властью и, встречая с её стороны такое к себе отношение, вынуждена оставаться в оппозиции, не уделяя внимания практической плодотворной работе. Дума такого состава перестает представлять собою мирный законодательный орган и все более превращается в горнило революционных страстей.

Настоящий состав Думы, будучи плохо подготовленным – нужно признать это – к законодательной работе, ввиду недостаточной подготовленности большинства её членов не может быть, однако, охарактеризован как исключительно революционный. Совершенно верно, что он включает крайние элементы, но они не играют руководящей роли. Большинство Думы состоит из сторонников мирной законодательной работы, враждебных революции. Только ненормальное положение и необходимость применять свои поступки к этому положению склоняют Думу к протестам и возбуждению по адресу правительства. Законы, внесенные Думой, заранее осуждены на отклонение.