Иван Майский - Воспоминания советского дипломата (1925-1945 годы)

Привожу некоторые выдержки из записей, которые я делал в первые месяцы войны:

«4 сентября. Чемберлен обратился к немецкому народу с речью по радио на немецком языке.

Английская авиация сбросила бомбы на германские военные суда в Вильгельмсгафене и Брумсбюттеле. Нанесены повреждения. Немцы не отвечали.

Английские самолеты сбросили над Германией 6 млн. листовок.

5 сентября. Английские самолеты сбросили над Рурской областью 3 млн. листовок.

6, 8 и 9 сентября. Английские самолеты опять сбрасывали над Германией листовки.

24-25 сентября. Английские самолеты опять сбрасывали над Германией листовки; всего с начала войны сброшено 18 млн. листовок».

Французы поступали не лучше. Вот несколько характерных выдержек из тех же записей:

«4 сентября. Первое французское военное коммюнике: «Операции начались на земле, на море и в воздухе».

5 сентября. Второе французское коммюнике: «Французские войска вступили в контакт с противником на всем протяжении между Мозелем и Рейном».

6 сентября. Третье французское коммюнике сообщает об отдельных переходах французскими войсками границы в полосе «ничьей земли» (так именуется полоса шириной в 3-12 миль, отделяющая «линию Мажино» от «линии Зигфрида»).

10-16 сентября. Французские коммюнике сообщают о систематическом продвижении французских войск в полосе «ничьей земли».

22 сентября. С Западного фронта сообщается об усилении артиллерийской активности и местных стычках к югу от Саарбрюкена.

24 сентября. Французское коммюнике отмечает, что в течение ночи были отражены многочисленные местные атаки противника на «наши передовые позиции» в районе Саара. И затем добавляется, что в «авторитетных французских кругах» позиция на Западном фронте характеризуется как «позиция стратегического выжидания».

Все это происходило, когда Польша была в огне, когда германские армии рвали на части ее территорию, а германская авиация забрасывала бомбами ее города, когда были важны не только дни, но даже часы и минуты! Поведение англо-французских правящих кругов походило на прямое издевательство над попавшим в беду союзником, и у более искренних людей в обеих странах это вызывало краску стыда за свои правительства. Помню, как-то в середине сентября я встретил в парламенте Гринвуда. Мы заговорили о германо-польской войне. Гринвуд был в полном смятении.

— Это ужасно! Ужасно! — восклицал он. — Наше правительство дало самые торжественные обещания прийти на помощь Польше в случае германского нападения, а что мы делаем? Нельзя же считать помощью заем в восемь с половиной миллионов фунтов, который Англия и Франция дали польскому правительству! Мы не послали в Польшу ни одного самолета, а собственные самолеты используем для сбрасывания на Германию никому не нужных листовок!

Гринвуд был одним из лучших представителей лейбористской верхушки, и я не сомневался в его субъективной искренности. Но это не имело практического значения: вся политика лейбористской партии в течение многих лет делала ее пособницей правящей верхушки страны. Не могла лейбористская партия и сейчас избежать ответственности за предательство Польши, осуществляемое британским правительством.

В другой раз я столкнулся в кулуарах парламента с либеральным депутатом Мандером. Он был в отчаянии.

— Я не понимаю политики нашего правительства, — с горечью говорил он, — она стоит в резком противоречии со всеми нашими традициями, нашими понятиями о чести и бесчестии! Мне просто стыдно смотреть на свет божий.

Результат известен. Черчилль в своих военных мемуарах пишет:

«Польские воздушные силы были уничтожены в течение двух дней… К концу второй недели польская армия, формально насчитывавшая около 2 млн. человек, перестала существовать как организованная сила».

17 сентября президент Польши Мосьцицкий и «правительство полковников» во главе с Веком бежали в Румынию.

Польское государство, созданное Версальской конференцией, перестало существовать. На его территории остались отдельные очаги сопротивления, из которых самым важным была Варшава. Окруженная со всех сторон немцами, она героически сражалась до 28 сентября, но в конце концов пала под ударами врага.

Когда все это совершилось и Польша лежала окончательно раздавленная, папа римский 30 сентября, принимая представителей польского духовенства, произнес «прочувствованную» речь, в которой заявил: «Христос, который проливал слезы по случаю смерти Лазаря, когда-нибудь вознаградит вас за те слезы, которые вы проливаете о своих погибших и о Польше». Трудно представить себе образец большего лицемерия!.. Разве римский престол всей своей политикой в предвоенные годы не содействовал вызреванию нацизма в Германии? И разве римский престол, подобно правительствам Англии и Франции, не предал Польшу в сентябре 1939 г.?..

В такой обстановке вступление Красной Армии в восточную часть Польши 17 сентября 1939 г., т.е. когда польское государство перестало существовать, являлось настоящим избавлением для проживающих здесь украинцев и белорусов от всех ужасов нацистского нашествия. Вместе с тем перед западными украинцами и белорусами открылась возможность слияния с Советской Украиной и Белоруссией в единое национальное целое, что фактически и произошло в конце 1939 г.

Черчилль в своих военных мемуарах считает необходимым бросить в данной связи несколько отравленных стрел в адрес Советского Союза [150]. Странно, однако, что он находит возможным в тех же мемуарах обойти молчанием предательство Польши Англией и Францией. Почему? Не потому ли, что в сентябре 1939 г. Черчилль был членом британского правительства и несет ответственность за совершенное этим правительством преступление? Характерно также, что в официальной истории внешней политики Англии периода войны [151]нельзя найти ни слова о том, что делало британское правительство в сентябре 1939 г. Есть рассказ об объявлении Англией войны Германии, заканчивающийся 3 сентября, и есть рассказ о реакции Англии на мирные предложения Гитлера от 6 октября (уже после разгрома Польши), но то что думало, писало, говорило и делало английское правительство между двумя указанными датами, когда разыгрывалась трагедия Польши, остается неизвестным. А между тем этот месяц был насыщен важнейшими событиями, на которые Англия должна была каждодневно реагировать. Но никаких откликов у Вудворда вы не найдете. Не потому ли, что на поведении британского правительства в сентябре 1939 г. лежит слишком яркая печать предательства, и его апологетам не хочется об этом вспоминать?

Полгода, последовавшие за разгромом Польши, — это была зима 1939/40 г. — явились периодом так называемой странной войны. Обычно считают, что «странная война» включает также и сентябрь 1939 г. — 30 дней, роковых в истории Польши. Мне кажется, однако, что это не совсем правильно. Сентябрь 1939 г. вполне заслужил другое наименование — месяц предательства Польши правительствами Англии и Франции, и только дальнейшие шесть месяцев, вплоть до начала апреля 1940 г., были тем, что может считаться «странной войной».