Григорий Кисунько - Секретная зона: Исповедь генерального конструктора

Вот уже отчетливо видны две опорные колонны из бетона — антенные пилоны. Над ними посередине возвышается рогатая стальная ферма, устремленная рогами вверх. Между рогами — «шарик», будто зажатый в руке сказочного великана между большим и указательным пальцами. Рога вверх, — значит, антенна находится в нейтральном исходном положении: она смотрит в зенит и готова по сигналу тревоги устремиться своим лучом в любую сторону, откуда появится ракета. Но вот ферма начинает поворачиваться вокруг опирающейся на пилоны горизонтальной оси и, будто играя шариком, потащила его за собой, а сам шарик, описывая дугу вниз, еще и вращается вокруг своей оси между кончиками пальцев играющего им великана. Потом все это опять остановилось, но уже в новом положении. Теперь антенна нацелена в точку ожидания, где должна появиться баллистическая цель. Сейчас по данным станции целеуказания начнется имитация цикла проводки баллистической цели.

И действительно: будто выполняя мысленный приказ главного конструктора, антенна снова завращалась и пошла из точки ожидания, перемещая свой луч вдоль имитированной траектории цели, довела его почти до точки падения, плавно пошла назад, прощупывая траекторный след, и затем снова вернулась в исходное положение. И я только сейчас заметил, что во время всех этих эволюции антенны самолет облетел вокруг нее и только после этого пошел на посадку. Значит, Иванов по договоренности с экипажем разыграл спектакль специально для главного конструктора при его подлете к объекту. Молодцы, все точно по программе и с высоты выглядит очень красиво.

В самом деле, нельзя было не любоваться, с какой легкостью вращалась махина размером с шестиэтажный дом, послушная умной силе могучих электроприводов. Изящество шарообразной формы и необозримая бескрайность степи, в которой затерялся «шарик», скрадывали размеры всего сооружения.

Казалось, что это тот самый настольный макет антенны, уменьшенной в сто раз, который стоит в моем кабинете и который побывал в кабинетах Рябикова, Устинова, в зале коллегии министерства, в кабинетах директоров заводов, которым «сватали» экзотический заказ. Для демонстраций первый параболоид в натуральную величину пришлось сделать силами экспериментального цеха прямо во дворе КБ-1. Цеховые умельцы подзадоривали заводчан: дескать, если наш макетный цех без оснастки, можно сказать на коленках, сработал такую штуку, то вам и сам Бог велел сделать все фирменно и посрамить всех скептиков. А скептики не унимались: такая махина может лежать на земле, земля все выдержит, а как эту марсианскую чашу вращать, да еще так, чтобы поспевала следить за быстролетящей ракетой?

Что сказали бы скептики теперь, увидев «шарик» в действии? И что они скажут, когда на территории СССР появятся станции спутникового телевидения с антенными параболоидами, заимствованными от «шарика»? Необходимое разрешение на это уже подписано мною и Байдуковым.

Самолет пошел на посадку, и я успел заметить, как от аппаратного здания РЭ отъехал газик. Волоча за собой пылевой шлейф, он стремительно мчался к крохотной будочке КДП, около которой на шесте лениво покачивалась наполненная степным ветром полосатая черно-белая «колбаса», горделиво обозначавшая владения полевого военного аэродрома при объекте № 2.

Вышедшего из самолета главного конструктора встретили его ответственный представитель Иванов и командир войсковой части полигона Писарев.

После короткого совещания в аппаратном здании с объекта № 2 пошла шифрованная радиограмма на СП-2 с просьбой подтвердить согласие на пуск ракеты Р-2 7 июня 1957 года с проведением двух репетиций совместной работы по согласованному икс-плану.

После нескольких репетиций по икс-плану и генеральной репетиции установки РЭ с ракетчиками СП-2 был назначен пуск на предрассветное время, вычисленное с астрономической точностью таким образом, чтобы ракета была подсвечена лучами восходящего солнца, а кинотеодолит при этом визировал ее через воздух, еще находящийся в земной тени и поэтому еще не прогретый. Предпусковой икс-план начали «играть» ровно в полночь, а примерно через час в аппаратное помещение вошли начальник полигона Дорохов и его зам по НИР Трофимчук, только что прибывшие из своей резиденции на балхашском полуострове Коктас.

— Где же Кисунько? — спросил Дорохов у Трофимчука. — Ты же говорил, что работал с ним на капъяр-ском полигоне.

— Точно не скажу, но вон тот длинный немного на него похож.

Длинный, на которого указал Трофимчук, тоже заметил вошедших и направился в их сторону. Он был в холодящей шелковой тенниске и в приобретенных тут же в полигонном военторге ситцевых шароварах, которые были ему коротки, и он носил их с напуском над голенями. Обут он был в спортивные тапочки на босу ногу. Примерно в таком же виде, спасаясь от жары, были и другие представители промышленности, колдовавшие возле аппаратуры.

Дорохов разглядывал главного конструктора не без удивления, часто моргая глазами. Между тем я представился ему и Трофимчуку, пригласил их к письменному столу, на котором находился лист ватмана с разрисованным на нем икс-планом, объяснил, как будет происходить работа.

Икс-план — это, образно говоря, нечто вроде либретто, или партитура, где расписаны действия всех лиц боевого расчета, подача команд готовности, доклады о принятии готовностей или о задержках. Для нас особенно ответственной является команда на СП-2 на заправку ракеты жидким кислородом. После этого ракетчики не могут принимать от нас задержки более чем на пятнадцать минут, подпитывая ракету окислителем. При больших задержках они должны сливать компоненты и переносить пуск на сутки. Да и нам невыгодно отступать от намеченного времени пуска из-за условий регистрации на кинотеодолитах. Впрочем, у нас вроде бы все меры приняты, чтобы пуск Р-2 и ее проводка прошли в назначенное время, без сбоев и «утыков».

— Но при одном обязательном условии, — вставил Толя Иванов. — Совет промышленников постановил: главному конструктору не бриться, пока не состоится первый пуск. Говорят, что это здорово помогает…

А главный и без постановления не только не брился, но и не мог уснуть после вчерашней ночной генеральной репетиции. И сейчас, — вторая ночь начисто без сна, но меня не тянет в сон, только одолевает какая-то странная зевота. Между объявлениями готовностей по икс-плану выхожу из аппаратного здания, всматриваюсь в звездное небо: не натянуло бы облака к утру в зону кинотеодолитных наблюдений.

И еще — машинально отмечаю про себя названия созвездий, расположенных со стороны предполагаемого подлета ракеты, зачем-то прикидываю, как они сместятся к моменту пуска.